Мир за последние четыре года продолжал изменяться так быстро, что за этими переменами не могли угнаться даже самые талантливые аналитики и правительства. Вопреки прогнозам, не исчезло напряжение, порожденное старым мировым порядком, а многие очаги напряжения становятся еще даже более опасными. Относительно складывающегося нового порядка тоже много вопросов: справедлив ли он, учитывает ли он интересы всех государств, в том числе и России? Значит, нельзя прекращать усилия для обеспечения экономической, политической и социальной стабильности и в глобальном масштабе. Для России главной задачей должна стать консолидация народов России. В тяжелые времена нашей истории наше государство из кризисных состояний выходило только благодаря тому, что его граждане объединенными усилиями находили дорогу, которая обязательно приводила к возрождению Отечества. Нельзя не подчеркнуть роль в этом процессе русского языка как средства межнационального общения. Мы помним, что когда Бог захотел покарать строителей вавилонской башни, он сделал так, что народы перестали понимать друг друга. Неужели мы, вопреки почти пятисотлетней традиции, через тридцать, пятьдесят лет перестанем понимать друг друга и будем использовать для межнационального общения английский или иной язык? Скажем твердо: встав на этот путь, мы многое потеряем и ничего не приобретем. Объединение народов, наций и религиозных конфессий на идейной основе служения процветанию России — вот тот стержень, тот фундамент, на котором возможно строительство нашего государства.
Валентин Распутин __
...Загадочная русская душа до сих пор представляет тайну не для одних лишь иностранцев, усаживающих ее под развесистую клюкву, но и для нас, судящих о ней с пространной приблизительностью. Вот уже два века, начиная с Радищева и Чаадаева и заканчивая нашими современниками как из левого, так и из правого лагерей, русский человек никак в себя не укладывается. Разноречивые суждения о нем всем нам хорошо знакомы. Для одних он — существо безвольное, склоняющее свою выю под любое ярмо, нетрезвое, недалекое и т. д. И не объясняется этими первыми, как такое пьяное и "растительное", малоподвижное во всех отношениях существо построило Империю в шестую часть суши, прошло победными парадами в Варшаве и Вене, Париже и Берлине, создало могучую индустрию и могучую науку и первым полетело в космос. Вторые обращают внимание как раз на это, на могучую деятельность русского человека, и обходят молчанием периоды его затишья, вялости и анархии. Третьи, чтобы как-то согласовать те и другие начала, предлагают теорию затухания наций, по которой выходит, что русские сейчас и находятся в периоде такого угасания. Да, были, мол, времена великих подвигов и побед, но тысячелетний срок, отпускаемый историей для активной жизни наций, миновал, наступила пора органической старости.
Тут и являются несоответствия.
Семьсот лет назад, когда о затухании нации не могло быть и речи, Русь лежала в тяжелом и молчаливом рабстве и, казалось, даже не помышляла об освобождении. Но явились вожди — полководец и пастырь — и точно из небытия собралась она на Поле Куликово и отстояла себя. Триста лет назад, когда о национальной дряхлости тоже не приходилось говорить. Смута продолжалась не менее двадцати лет, и неизвестно существовала ли Россия в те полтора года, когда на престоле сидел чужеземец, — все было в шатаниях, разброде, несогласиях и взаимоистреблении. Но только ополчение Минина и Пожарского двинулось на Москву — словно током пронизало разметанный в распре народ, и больше он уже не сомневался, чью взять сторону. С Суворовым ходили крепостные людишки с задавленным сознанием и волей, как пытаются внушить нам, — а какие распрямлялись богатыри! К Кутузову на Бородино на подмогу отступающей армии выступило народное ополчение из мастеровых и холопов. В последнюю Отечественную как не половину ли войска составляли мужики из подъяремной колхозной деревни, которую не перестают сравнивать с крепостничеством...