Газета Завтра 328 (11 2000)

Через несколько дней мы, сосредоточенные и твердые, ушли от Личутина в Москву, где еще сновали "ловцы человеков" в черных мешках с автоматами, чтобы начать выпускать наше новое "Завтра", газету сопротивления.

Таков вклад Владимира Личутина в народное восстание 93-го года.

И вот мы умрем. Утихнут навсегда наши голоса, умолкнут споры, пропадут шевелящиеся губы, высохнут слезы мерцающих глаз. Забудутся, поблекнут наши имена. Но останутся книги. И какой-нибудь отрок через полвека откроет "Душу неизъяснимую". И вдруг из пожелтевших страниц изольются студеные реки, помчатся гуси над синим морем, встанут на беломорских островах чудесные храмы, запылят дороги, по которым двинется воинство, понесется ангел с острым синим крылом. В горницу деревянного домика, что под елками в Переделкине, войдет человек с золотой бородкой Николая Угодника и с синими глазками лесного ведуна. Скользнет легкой поступью по половику, сядет в креслице, упрет твердо локоть и на белом листе выведет неспешно:

"С одной стороны полуденная тундра пахла сладко и пряно, вся розовая от нежной клюквенной завязи и белая от морошечного цвета и гусиного пуха; тундра пряно пахла багульником и тонко ныла на одном неумирающем вздохе, словно в огромном баяне запала самая нижняя клавиша, рождая вместе с этим звуком все новые черные волны комариного гнуса. Но совсем рядом против тундры жило море, и чудилось, что в глинистые осыпи бросают из пушек чугунные ядра, чтобы встряхнуть громами дремотный покой тундры. Я скатился к морю, и оно обнесло меня запахом водорослей и легкой водяной сырости, которая постоянно висела в воздухе. Море растворилось в небе и стояло выше моей головы. Темно-сизое марево закрывало его далекую кромку, казалось, там навесили непрозрачную кисею, чтоб скрыть за ней рождение новых ветров".

Друг мой, Владимир Владимирович, да хранит Тебя наша нежность, наша благодарность, наша молитвенная любовь.

Компактная стиральная машина под раковину 6 предназначена именно для установки под умывальник.

Владимир Бондаренко — Владимир Личутин РУССКАЯ НИВА

В.Б. В России часто все всегда рушили до основания. А потом столетие вставали с колен. И, увы, вечно находимся в состоянии гражданского раскола. Насколько понимаю, ты и хотел озвучить вечную трагедию русского раскола через художественное исследование противостояния XVII века. Ты считаешь "Раскол" своей главной книгой?

В.Л. Безусловно. Я приступил к ней неосознанно, может быть. Когда "Скитальцы" прочитал мой земляк и старший друг Александр Алексеевич Михайлов, он мне сказал: "Володя, кроме тебя никто не напишет об Аввакуме". Я засмеялся. Особого желания уходить в историю раскола у меня еще не было. Я читал "Житие" Аввакума, думал, там все сказано. Там весь облик бунтаря. Что еще добавить?

Но заронил во мне зерно Александр Михайлов, оно понемногу стало прорастать, как колос на ниве. Я стал рыться в документах, архивах, перечитывать литературу. И увидел необыкновенный сложный мир Руси XVII века. Оказывается, Россия жила в необыкновенно красочном мире. Какие наряды были? Какие обряды? Богатейший и чувствами, и красками, и утраченный нами национальный русский мир. Повозки, упряжь, домовая утварь, наряды — все было в цвете. А церковный мир? Роспись храмов, изразьцы, колокола — богатейшая палитра. И в этом красочном мире готовилась уже тогда какая-то мистическая враждебная сила — стереть все краски, обеднить русскую жизнь. Этот раскол, этот собор 1666 года, обратите внимание на дату, уже триста лет рушит Русь. Взяли русский воз, с русским скарбом, с русскими обычаями — взяли, и опрокинули некие дюжие молодцы в ров, и засыпали землей. Практически сейчас мы русской жизнью не живем. Со времен раскола, а далее Петра I, мы стали жить, по крайней мере внешне, придуманной жизнью. И никто не хочет это признать.

Какой великий грех совершил Никон. Ведь покусились на всех святых отцов и на Сергия Радонежского. Народ уже более чем шесть столетий веровал во Христа, молился, сочинял великие заповеди, и оказалось, что не так веровали, не так молились! Все грубо отринули. Зачем? Зачем такой максимализм, такие кары? Одним движением властной руки они захотели новин, — и попрали все обычаи своего народа.