Газета Завтра 362 (45 2000)

Александр Проханов ПРОЕКТ СУАХИЛИ (Отрывки из нового романа)

Герой романа “Сны о Кабуле” генерал КГБ Виктор Белосельцев и его бывшие сослуживцы вспоминают своего начальника Авдеева, которому Белосельцев когда-то дал прозвище “Суахили”...

...Погрузившись в глубокое мягкое сиденье, Белосельцев после печальной, с тихими дымами и яблочными ароматами церкви, после сырого, с истлевающими венками кладбища, оказался в теплом, вкусном уюте кожаного салона, пахнущего кожей, одеколоном, дорогим табаком, среди циферблатов, лаковых покрытий, негромкой бархатной музыки, которая влилась в ровный рокот мощного двигателя, мягко толкнувшего машину в шумящий поток улицы.

— Семья приглашала к себе домой, на поминки, но мы решили отдельно, узким кругом, кого особенно любил командир,— Гречишников, отдыхая от многолюдья, наслаждался комфортом салона, радовался их тесной компании, был обьединяющим центром их маленького сообщества,— А тебя он особенно любил, Виктор Андреевич, выделял. И недавно, за несколько дней перед смертью, спрашивал о тебе.

— Он ведь не многих любил, не многих к себе приближал,— Буравков достал дорогой портсигар, извлекая сигарету. Рылся в карманах в поисках зажигалки, и Копейко с переднего сиденья протянул ему золотую зажигалку, в которой зетеплился, задымил кончик ароматной сигареты,— Он был едкий, насмешливый. Когда представлял меня к ордену Красной Звезды, сказал: "Смотрите, Буравков, как бы после вашего общения с еврейскими диссидентами, у красной пятиконечной звезды не вырос желтый, шестой конец."

— Он действительно вас любил, Виктор Андреевич,— Копейко повернулся круглой, седой головой, протягивая крупную белую руку к золотому портсигару Буравкова. — Я даже ревновал, когда он ставил в пример ваши аналитические разработки.— и, отвернувшись, распустил над стриженой головой мягкий аромат табака.

Белосельцев удивлялся доверительной, почти задушевной близости, которая чувствовалась в отношениях Копейко и Буравкова. Оба они были в разных станах. Служили у двух воинственных всемогущих магнатов, ведущих между собой беспощадную, на истребление, войну. Магнаты владели несметным богатством, имели собственные телевизионные каналы, подчиняли себе политические партии, спецслужбы, комитеты и министерства в правительстве. Вели борьбу за высшую власть в стране, используя самые жестокие и изощренные приемы, которые разрабатывались для них Буравковым и Копейко. В ходе этой борьбы раскалывалось общество, разрушались корпорации, вспыхивали забастовки, возникали уголовные дела, бесследно исчезали люди, взрывались лимузины, и страна, приникая к телевизионным экранам, видела отражение схватки в неутихающей интриге, направленной на больного, окопавшегося в Кремле Президента, которого травили и выкуривали недавние друзья и союзники. Буравков и Копейко были стратегами, ведущими многоплановое, с переменным успехом сражение. Создавали технологии ненависти. Погружали в ненависть две половины растерзанного, обозленного народа. Сами же удобно поместились в салоне дорогого "мерседеса", радушно угощали друг друга вкусными сигаретами, протягивали один другому огонек золотой зажигалки...

— Приехали!— бодро сказал Гречишников, когда машина встала у здания, прямо у Лобного места, причалив к старинному каменному парапету,— Прошу в резиденцию "Фонда"!

В стороне на маленьком столике было тесно от телефонов, красных, белых, зеленых, с циферблатами, кнопками, или абсолютно гладких, для единственного таинственного абонента. Казалось, хозяин пользовался всеми видами связи, включая космическую и кабельную, проложенную по дну океана.

...Посреди комнаты был накрыт стол под белой скатертью на четыре персоны, блистающий фарфором, стеклом, серебряными вилками и ложками, со множеством рыбных и мясных закусок, нежно розовевших и белевших под прозрачными колпаками. Среди маринадов и разносолов поместилась батарея бутылок. Сквозь каждую падал на скатерть золотой или голубоватый блик. У края стояла большая фотография Авдеева в форме генерал-полковника, перед ней рюмка водки, накрытая корочкой черного хлеба. В скромном подсвечнике горела свеча.

— Прошу, товарищи, где кто хочет...— печальным голосом, соответствующим поминальной минуте, пригласил Гречишников. Белосельцев сел лицом к огромному, до потолка окну и увидел собор. Сквозь прозрачное стекло приблизились главы, купола, колокольни. Заглядывали строгими молчаливыми ликами, недвижными внимательными глазами. Словно большая семья пришла на поминки и ждала, когда ее пригласят. Деды, отцы и дети. Братья, сестры, племянники. Зятья, невестки и снохи. Расчесанные седовласые бороды. Отложные разноцветные воротники. Жемчужные ожерелья и серьги. Смотрели на генерала Авдеева, на пылающую свечу, на рюмку , покрытую корочкой хлеба.