Газета Завтра 37 (1241 2017)

От синусоиды к синусоиде движется в своих романах Александр Проханов. Взрыв, расколовший великий красный континент, сместивший ось бытия, исказивший представление о справедливости, разорвавший связь поколений — породил новый период в жизни отечества, новый период в творчестве писателя. Быть может, самый мучительный, потребовавший нечеловеческих сил для преодоления отчаяния, для решительной схватки с врагом. Период, когда последний солдат империи, столкнувшись лицом к лицу с всеразрушающим Господином Гексогеном, уже не воспевал былую техносферу — советскую мегамашину, не пытался срастить космос технический и космос метафизический. Период, когда уже не требовалось примирения старого и нового: ветхого деревенского дома и мощного завода-исполина. Период, когда из сачка разведчика-энтомолога безвозвратно упорхнула таинственная бабочка, облетевшая, как волшебный лепесток, все континенты. Период, когда вместо красных духов, излетевших из Кремлёвской стены, Родину заполонили чёрные духи, до поры таившиеся на чердаках истории в ожидании грядущего хама, в предвкушении великого предательства.

Этот период подобен "Саду земных наслаждений" Босха. Адские образы как предчувствие возникали во многих предшествующих романах Проханова, теперь же налетели полчищами саранчи из Апокалипсиса. Они принесли неприкрытую скверну, расплодились серыми недотыкомками и безжалостными палачами, явились рвать и обгладывать живое тело России, всаживать гвозди в её ладони.

Но есть и иные босхианские образы: смиренный лик несущего крест в окружении гонителей и хулителей. Вежды на этом лике сомкнуты, под ними сокрыт образ Рая. На устах молитва об одолении врага, о всеобщем спасении.

Подобный лик Проханов будет выписывать в каждом романе босхианского периода, будет приводить в равновесие мир, покосившийся под тяжестью зла. Каждый роман станет полем битвы "Чёрного квадрата" Малевича и "Чаши" Поздеева. Первый образ будет расчленять мир на мегапиксели, на атомы зла, а второй — удерживать единство силой света, притягивать добро.

Босхианский период — это всегда два полюса бытия, это точка жизни и точка смерти. Проханову и в жанре, и в языке, и в образах удаётся сочетать несочетаемое. Язык памфлета, гротеска и абсурда — для сил тьмы, и язык проповеди — для сил света. Раблезианские мотивы — для грешников, и житийные — для праведников. Но последние станут первыми, смерть окажется посрамлена, как и в романе "Крейсерова соната".