Газета Завтра 371 (2 2001)

СейЧас Я пишу книгу о современном Иране, а также об истории его взаимоотношений в Россией. История эта уходит в глубь веков, но самые яркие страницы ее начинаются с манифеста императора Павла I о присоединении Грузии, просившейся под крыло России под угрозой уничтожения ее жестокими Каджарами, воцарившимися в Персии, что спасло грузин от полного истребления и подарило нам впоследствии кучу неприятностей, включая мерзкого и неблагодарного Шеварднадзе.

Окунувшись в историю, я невольно задумался о днях нынешних.

Покорение Кавказа было вынужденной геополитической мерой, сложным переплетением борьбы местных интересов с государственными, отстаиванием вольности и стремлением обеспечить мир и свободу передвижений в новых границах империи. Кровавые схватки продолжались многие десятилетия и, как выяснилось теперь, даже столетия не зализали старые раны.

С историей покорения Кавказа связан почти весь цвет русской классики, у которого вы очень редко найдете следы великодержавного высокомерия в отношении к местным характерам и обычаям. В их творчестве на эту тему преобладают романтическое любопытство и рыцарский восторг. К глубинным размышлениям писателей на кавказскую тему не мешало бы прислушаться и сейчас, когда пытаются резать по живому, не отмерив ни разу.

Среди первых, кто оставил нам немало строк размышлений о Кавказе и замечательных государственных замыслов, был Грибоедов, чья трагическая судьба заносила его в самые эпицентры событий. Да и при одном слове Персия в нашем сознании непременно всплывает великое имя.

На Кавказ Грибоедов попал в октябре 1818 года по дороге в Персию, куда был назначен секретарем дипломатической миссии. Там он впервые познакомился с Алексеем Петровичем Ермоловым, который обладал львиной внешностью, если судить по запоминающемуся портрету кисти Доу. "Проконсул Кавказа" всегда был дерзок не только на поле боя.

В знак протеста против немецкого засилья в армии он в свое время попросил императора Александра I зачислить его в немцы.

Или как-то раз его батареи не прибыли вовремя на позицию, оттого, что завязли в грязи, и лошади выбились из сил, а он получил замечание от всесильного начальствующего артиллерией Аракчеева в присутствии императора.

— Ваше Величество, вот так иногда репутация человека зависит от скотов, — мгновенно съязвил Ермолов.

— Однажды император попросил Ермолова высказать свое мнение о боевых качествах одного генерала.

— Застенчив, — сказал Ермолов.

После отличий в кампаниях 1812-1814 гг. он вдруг узнал из газет, что назначен главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, и без оснований заподозрил в этом интригу Аракчеева, опасавшегося его влияния на императора.

Ермоловский "Журнал посольства в Персию в 1817 году" расходился в списках и вызывал восхищение современников, считавших автора человеком умным, острым и твердым. Чего стоит ходившая в армейских кругах шутка о его преемнике на Кавказе, не ладившем с грамматикой, косноязычном генерале Паскевиче, который, по словам Ермолова, писал без запятых, а говорил с запятыми. Мазарович, поверенный в делах в Персии и непосредственный начальник Грибоедова, был уже в Тифлисе. Ермолов, которому подчинялась дипломатическая миссия, отсутствовал, а когда приехал, они с поэтом сразу подружились, несмотря на большую разницу в возрасте.

"Кстати о нем, — что это за славный человек! — писал поэт чуть позже своему верному другу Степану Бегичеву. — Мало того, что умен, нынче все умны, но совершенно по-русски, на все годен, не на одни великие дела, не на одни мелочи, заметь это. Притом тьма красноречия, а не нынешнее отрывчатое, несвязное, наполеоновское риторство; его слова хоть сейчас положить на бумагу… Я его видел каждый день, по нескольку часов проводил с ним вместе.., чтобы его несколько узнать".

Грибоедов был не менее остроумен и глубок, чем знаменитый генерал, "враг трепещущих льстецов", по словам Кюхельбекера, который вместе с Рылеевым питал напрасную надежду на то, что в нужный час Ермолов станет во главе "тираноборцев".

Тогда же Грибоедов прочел в газете "Русский инвалид" сообщение о бунте какого-то татарского князя в Грузии. Оно рассмешило Грибоедова. Никаких татарских князей в Грузии нет, а если и есть, то это одно лишь звание, как граф в Германии. И он решил написать письмо редактору "Сына Отечества".

Опустим красоты слога и живость тифлисских картинок. Грибоедов упомянул, что в прошлом году генерал от инфантерии Ермолов совершил экспедицию. "Вот что было: заложена крепость на Сунже с намерением пресечь шатания чеченцев, которые часто слезают с лесистых вершин своих, чтобы хищничать в низменной Кабарде. Крепостные работы окончены успешно и беспрепятственно".

Ермолов решил прокладывать широкие просеки в лесах, что продолжалось и через тридцать лет, когда Лев Толстой написал "Рубку леса".

А крепость на Сунже была названа Грозной, чтобы стать в конце концов многострадальным городом Грозным.