Газета Завтра 383 (14 2001)

Наиболее дальновидные политики большинства государств так и поступают, предпочитая придерживаться принципа равноудаленности. Ни одна из воюющих сторон не являет собой верховную власть в Афганистане и ни одна из них не может рассчитывать на официальную поддержку. Раббани давно утратил свои полномочия, а талибы не получали мандат на узурпацию власти в Афганистане. Примерно к такому же выводу пришли и видные деятели прежних правительств Афганистана, ныне проживающие во многих странах мира. На совещании с представителями Захир-шаха летом 1999 г. в Италии большинство из них сошлось во мнении, что "в поисках решения о всеобъемлющем урегулировании положения в Афганистане ни Раббани, ни руководство талибов не готовы к компромиссу и не в состоянии выработать приемлемый вариант прекращения войны", что "ныне отсутствуют варианты изменения ситуации путем внешнего вмешательства... Способствовать этому может только полное истощение сторон или одной из них". Не случайно на проводимых с конца прошлого года "представителями короля" совещаниях с афганскими эмигрантами в различных странах, в том числе в Ташкенте и в некоторых городах России, обсуждаются планы, рассматриваются варианты преодоления кризиса в Афганистане только на послевоенный период.

Так, в качестве одного из возможных вариантов рассматривается структура власти, в которой особое место отводится королю и его представителям. Предполагается, что королевская власть должна сыграть важную роль в общенациональном примирении, в объединении нации и в качестве стабилизирующего фактора.

В органы законодательной и исполнительной власти войдут политические деятели, специалисты, представляющие все регионы Афганистана, независимо от их политического прошлого, этнонациональной принадлежности и религиозных убеждений.

За талибами сохраняются силовые структуры, но укомплектованные на общенациональной основе и подведомственные верховной власти.

Духовенство различных конфессий, независимое от государства, получает самые широкие полномочия на управление религиозными учреждениями, осуществление других видов деятельности, вытекающих из положений Духовного ведомства.

Насколько реален такой вариант, хорош ли он или плох, примут ли его афганцы или выработают иной — судить об этом только афганцам.

В любом, однако, случае поиск выхода из сложившейся ситуации будет продолжаться. Можно поэтому надеяться, что в недалеком будущем Афганистан обретет реальную целостность и суверенитет и войдет в нормальную колею развития. И тогда с ним, и только с ним (а не с отдельными исламистскими "партиями", "движениями", "альянсами"), придется считаться и договариваться, неся полностью издержки за свою опрометчивую политику в прошлом.

Все это в полной мере относится и к России. Со времен Горбачева ее политика в отношении Афганистана была крайне непоследовательной и "импульсивной". Сегодня она и вовсе строится на сиюминутных эмоциях, определяется политиками, которые и впрямь "за деревом не видят леса". Ставка на никого не представляющую исламистскую группировку Раббани-Масуда и, следовательно, противопоставление России талибам (пуштунскому большинству) не просто бесперспективна, но и заведомо опасна, грозит еще одним затяжным конфликтом с мусульманским миром. Складывается впечатление, что у истоков такой политики стоят люди, которые сознательно подталкивают Россию в новый, уготованный для нее "афганский капкан". Во всяком случае усилия, предпринимаемые Россией по реанимации изжившего себя исламистского "Альянса", некогда уничтожившего сотни тысяч афганцев и около 15 тысяч советских воинов-интернационалистов, полностью и надолго разрушает мосты с будущим Афганистаном. Даже самому прогрессивному правительству будет трудно убедить афганский народ, и без того воспитанный исламистами в лютой ненависти к русским, в необходимости установления добрососедских отношений с Россией, которая до последней минуты была союзником их злейших врагов — главных зачинщиков и виновников гражданской войны в Афганистане.

Общий вывод такой: талибы не стоят того внимания, которое уделяется им Россией как некоей "новой силе", способной существенным образом влиять на ситуацию в Центральной Азии. Их появление на политической сцене — это всего лишь неизбежное следствие давно и не ими развязанной гражданской войны. Не будь талибов, их задачу должен был выполнить кто-то другой. Поэтому, оценивая талибов, определяя свое отношение к ним, прогнозируя их поведение в будущем, следовало бы исходить не только из того, что они декларируют, как поступают, но и кто их на это "подвигает", что в последующем их ожидает.