Газета Завтра 384 (15 2001)

С тех пор, как начал читать вечером молитвенное правило, Никита засыпал мгновенно и без мечтаний, а тут втемяшилось, что солнечные денечки закончились, что золотая оса больше не прилетит, и проворочался всю ночь. Под утро же увидал, что лежит в своей кровати — не в доме, а прямо под открытым небом возле калитки, где ямка Шарика. Удивился он, почему же здесь оказался, приподнялся, взглянул через просветы калитки во двор и невольно замер от несказанного света, какого не бывает даже на небосклоне, за которым только что скрылось солнце. Когда же пришел в себя, то увидал посреди двора соседа Иваныча, умершего недели три назад. Подошел он поближе, а сам хоть и не в золоте, но во всем новеньком. Обычно видя его в старом грязном ватнике, в разбитых кирзовых сапогах, Никита сильно обрадовался: "Иваныч, ты как на праздник нарядился. Поздравляю". Он смущенно улыбнулся и показал на плащ, мол, немного помятый и надо бы погладить. Никита махнул рукой, мол, чепуха какая, но Иваныч свое, и более того, дескать, погладить-то плащ только Никита может. Никита удивился и проснулся. Обычно утром он говорил: куда ночь, туда и сон, но в этот раз невольно задумался: весь вечер пытался забыть тех, обидящих, а приснился почему-то Иваныч с его плащом? Как живой стоял он перед глазами, а рядом его собачка Жулька, родная мамка Дружка Никитиного. Кроме нее, у Иваныча не было ни одной близкой души на свете. Жена ушла к другому, дети поразъехались в далекие края. Бывало, лежит он пьяный в траве, а Жулька свернется клубком возле его головы, и пока он не проспится, никого не подпустит. И всякому живому существу было ясно, что она за хозяина, не задумываясь, жизнь отдаст, хотя у Иваныча частенько и корки хлеба в дому не бывало, и кормилась она мышами в полях, да потихоньку подъедала корм у соседских кур да свиней. Деревенские знали об этом, и другого бы сразу предупредили, мол, привяжи собаку, не то ей несдобровать; тут же ни у кого не то что рука не поднялась, а даже язык не повернулся так сказать. Когда же Жульку задавила машина, то Никита никак не мог поверить, что Милосерднейший отнял у человека единственное утешение. Такого просто быть не могло. Но через месяц Иваныч преставился, и все встало на свои места: если бы Всемилостивейший первым забрал хозяина, то Жулька, несомненно, умерла бы от тоски по нему...

И живо вспомнилось последнее земное свидание с соседом. Никита собирался пить чай возле летней печурки, сложенной под шиферным навесом прямо в саду. Иваныч же неприкаянно ходил по своему чистому двору с граблями... Но Никита, скрепив сердце, старался не глядеть в его сторону — дел накопилось невпроворот. Иваныч кряхтел, разговаривал сам с собой и, наконец, не выдержал, подошел к забору: "Сергееич, забыл, здоровались мы с тобой сегодня или нет?" "Здоровались", — ответил Никита, понимая, что теперь не может не позвать соседа. И вот уже Дружок радостно прыгает на него, а он притворно-сердито ругается: "Поди, поди..." Глядя на эту картинку, Никита невольно улыбается: "Иваныч, а собачка-то московская!" Тот охотно откликается: "Да, Сергеич, так он тогда сказал". Это как-то на вокзале Иваныч провожал Никиту в Москву, и один местный мужик долго любовался на Дружка и вдруг промолвил:" А собачка-то московская". Никита даже рассмеялся, мол, самая что ни на есть ярославская и даже совсем деревенская, зато Иваныч неожиданно настолько обрадовался этой похвале, что и через несколько лет повторял с восхищением: "А собачка-то московская". И Никита понимал — он гордится именно тем, что это о сынке его любимой Жульки так отозвались.

После молитвы перед едой Иваныч тоже перекрестился, как малый послушный ребенок, еще плохо владеющий руками и провожающий каждое свое движение глазами. За чаем Никита благодарно вспомнил, как они успели укрепить его забор, не то завалился бы от первого ветра. Иваныч согласно кивал: “Точно, Сергеич, столбы-то сгнили”. Но, выпив две чашки, он вдруг заторопился: "Ладно, не буду тебе мешать". Никита же сразу разоблачил его: "Тиливизирь" бежишь смотреть?" Иваныч смущенно покраснел:" Точно, Сергеич, фильм там идет.. Ну, сериал-то..."

— Опять про богатых, которые "тоже плачут". Фильм завтра посмотришь.

— Завтра уже другая серия.

— Да какая между ними разница. А мы с тобой когда еще вот так хорошо посидим? Всякие дела навалятся, да мало ли что... Вон, посмотри, красота-то какая. В "тиливизире" такую не увидишь.