В одной из повестей Александра Бестужева-Марлинского есть замечательный диалог: "- Ты, я думаю, помнишь ту черноглазую даму, с золотыми колосьями на голове, которая свела с ума всю молодежь на бале у французского посланника три года тому назад, когда мы оба служили ещё в гвардии? — Я скорее забуду, с которой стороны садиться на лошадь, — вспыхнув, отвечал Стрелинский…". В литературе, светской переписке, альбомных стишках и пожеланиях того времени — постоянные упоминания о васильках и розах, о фруктах и мировых веточках. В каждой строчке — благоухание ландыша, пестрота анютиных глазок, торжество лилий. Дамская мода предлагала украсить свою причёску шёлковыми цветами или — как в повести Марлинского — золотыми колосьями… Популярными сделались так называемые mille fleurs — вытяжки из различных растений — взамен удушливых ароматов, замешенных на мускусе и амбре. Чарующие женщины — лёгкие, тонкие в талии, благоуханные должны были напоминать цветы. "Спешите в мой прохладный сад, / Поклонники прелестной Флоры! / Здесь всюду манит ваши взоры / Её блистающий наряд", — писал Пётр Вяземский…
В Государственном историческом музее работает выставка "Аrs botanica. Растительные мотивы в искусстве первой половины XIX века". Перед нами — вазы, расписанные розами, вышивка — в том числе бисерная, гербарии, картинки мод, книжная иллюстрация. Ещё в конце XVIII столетия, когда природу сделали предметом любования и эстетического восторга, возникла символика цветов. Безусловно, она существовала с древних времён, однако на излёте галантного столетия сие превратилось в придворную и светскую забаву. "Язык цветов" постепенно вытеснил "язык мушек" и манерный "язык веера", ибо модной становилась романтическая естественность — в том виде, как это понимали в XVIII веке. Мушки и жеманство смешны и — старомодны. Зато послать любезной даме цветок со значением или стихи о "нежном ландыше" — свежо и стильно. "Кроме известных языков мёртвых греческого и латинского, есть другие, также мёртвые, но с тою разницею, что люди, которые говорят ими, чувствуют на этот раз живее, нежели когда-нибудь: язык взоров и язык цветов", — говорилось в специальном пособии. Далее автор утверждал, что надобно читать роман "Сабина", дабы преуспеть в столь важном деле — точном и неукоснительном понимании языка цветов. Имеется в виду книга "Сабина Герфельд, или Опасности воображения" (1798) барона де Реверони Сен-Сира. Тягомотный эклектичный роман интересует нас постольку, поскольку в нём был дан "Алфавит Флоры", впоследствии использованный в русском журнале "Аглая" за 1808 год. Знакомясь с романом, читательница получала навыки владения цветочной почтой, запоминала, к чему — розмарин, а зачем — колокольчик. Сабина выражала свою приязнь с помощью фиалки, что понималось как "милая дружба". Вместе с тем появление рядом с фиалкой миртового листочка означало, что возможна любовная перспектива. Сентиментальная тайнопись вызывала закономерную иронию и даже насмешки — время от времени возникали пародии на "Алфавит Флоры". Посетитель выставки может прочесть статью из "Аглаи", оценив изыски старинного слога: "Ежели имеешь бальзамин, розовый лавр, мимозу, голубую сиренгу, персиковый цвет и скабиозу, если нет у тебя можжевельника, колокольчиков и жёлтого нарцисса, то будешь иметь розу, желтофиоли", что означало: "Ежели имеешь добродетель, приятности, чувствительность, разборчивость, постоянство, скромность, если нет у тебя пороков, нетерпеливости, вожделений, то будешь иметь другом женщину нежную и верную". Настоящий фурор производили книги многоизвестной госпожи де Жанлис: в её повести "Артур и Софрония, или Любовь и Тайна" заключены цветочные шифры и философия утончённого мировосприятия. В 1830-м году русский поэт Дмитрий Ознобишин создал свой "Селям, или Язык цветов" — название заимствовано у восточного учения "селям", посвящённого флористической семантике. Из книги Ознобишина можно было узнать, что азалия есть печаль, вызванная одиночеством, гардения — "ты прекрасна", а боярышник — "мне нравится, как ты поёшь". Пётр Вяземский в стихотворении "Цветы" даёт иные расшифровки: "Невинности даю лилею, / Мак сонный приторным мужьям…". Его фантазия скорее основана на литературно-мифологических значениях, нежели на запутанной и прихотливой "Азбуке Флоры". Так, "Душистый ландыш полевой / Друзьям смиренным Лизы бедной. / Нарцис несчастливый и бледный / Красавцам, занятым собой". И — финал: "В тени от взоров сокрываю / Для милой розу без шипов". Роза без шипов — излюбленный мотив поэзии, аллегория нежной и прекрасной девушки.