Газета Завтра 416 (47 2001)

…Погода была "миллион на миллион", как говорят летчики. Высокое, но уже не жаркое осеннее солнце заливало бесконечную и ровную, как стол, степь. И лишь далеко на горизонте сизыми призраками горбатились горы. Там грозно и покойно дремал Кавказ. Мы летели к нему над прикавказскими равнинами по тому старинному военному пути, которым последние двести лет шагали на Кавказ русские полки, катились двуколки и брички прикомандированных сюда "свежих" офицеров, шли обозы с оружием, порохом, амуницией. А оттуда, им навстречу, тянулись телеги с ранеными и увечными солдатами, гарцевали на великолепных ахалтекинцах познавшие войну отпускники, гнали на столичный суд закованных в колодки пленных абреков.

Раньше путь на эту войну занимал неделю. Этакое неторопливое и размеренное погружение в кавказский ад. Дорожные станции, трактиры, гостиницы, рекрутские депо и последним чистилищем на границе с непокорными областями — Моздок…

Теперь этот путь укладывается в час с небольшим лета от Ростова до Моздока. И еще сорок минут лета на "вертушке" от Моздока до Ханкалы. Правда, раньше у абреков не было "Стрел" и "зэушек"…

…Но с нашим "бортом" ничего не могло случиться. Это я понял именно в тот миг, когда узнал, что на нашем транспортнике в Чечню перевозится четыреста литров крови для здешних госпиталей. С этим грузом ничего не могло произойти, ибо в расфасованных стандартных пластиковых пакетах в Чечню летела сама Жизнь, чтобы здесь, в Чечне, "живой водой" растечься по артериям и венам раненых солдат, чеченских рожениц, детей, стариков и вырвать их из ледяных пальцев Смерти.

И вот, спустя год, мы снова в Чечне. Снова на Ханкале.

Но это совсем не та Ханкала, которую я помнил. Там, где раньше было разбитое тысячами колес и гусениц поле, теперь раскинулся современный военный городок. Ряды казарм, боксов, плацы, караулки. Чуть особняком — досы — дома офицерского состава. Взгляд буквально обжигает картина — детвора, играющая на улице перед гостиницей. Никогда не мог себе представить, что здесь будут играть русские дети!

Жадно наблюдаю за ними. Что ждет их здесь? Тревожное детство в послевоенной, то и дело полыхающей огнем республике? А вдруг случится очередное предательство какого-нибудь Лебедя, и их ждет судьба беженцев, дороги, забитые уходящими отсюда войсками, горький хлеб отверженных…

Но дети играют. Смеются. Им нет дела до моих взрослых страхов.

Если их отцы решили перевезти сюда свои семьи — значит, они будут драться за них до конца, значит, они верят, что второго Хасавюрта не будет…

Нет и вечного, как сама эта война, знаменитого "александрийского маяка" — горящей нефтяной скважины на склоне. Погашена. Значит, ничего вечного на этой войне действительно нет…

Вообще, самым неожиданным в этой поездке было ощущение того, что русские в Чечню действительно пришли всерьез и надолго. Куда-то пропал тот бивуачный дух, ощущение вечного кочевья, табора, которое сопровождало армию всю прошлую и начало этой войны.

Теперь все больше примет постоянства, долговечности. И новые строительные площадки, и отсыпанные дороги, и прочные — из бетона и камня — блокпосты. И даже "цэбэу" — центр боевого управления, когда-то торопливо врытый в чернозем огромного поля на краю Грозного, теперь оставляет ощущение чего-то стационарного, прочного. Засыпанные щебнем площадки, высаженные на пустых пространствах фруктовые деревца, масксети, вагончики. Все поддерживается в аккуратном, строгом порядке.

Здесь на КПП нас уже ждут…