Газета Завтра 43 (1195 2016)

Но она разгоралась. Один из спусковых крючков нажали в Лондоне, и я хорошо запомнила тот день. Эхо через Ла-Манш вдруг принесло сенсацию! "Провал гастролей Большого театра! Всему виной "Ромео и Джульетта" Григоровича!" С лент информационных агентств, с экранов телевизоров, со страниц "влиятельных СМИ" словно свора собак сорвалась. Григоровича ругали за старческий взгляд на хореографию, за академизм, за сюжетность, за такую позорную сценографию, как будто не было "Кошечки" — балета "Сезонов" Дягилева для казино Монте-Карло с конструкциями, затянутыми в целлулоид. Прима Большого театра подготовила к тому времени свой вердикт. "Расстрельный" для 90-х приговор: "Григорович — креатура советской власти", "Сталин-тиран", чья власть — препятствие для перехода Большого театра из "совка" в рынок капитализма. Грязь, разоблачения, оскорбления лились, как из ящика Пандоры…

Меня ещё терзает это время. Метафизика такого странного, такого непонятного процесса отчуждения от собственной судьбы, отпадения от кодов собственной цивилизации. Ладьёй феи Сирени проплывала тогда собственная жизнь, но ты для неё оказывался посторонним. Ссыпались со сводов храма Рождества Пресвятой Богородицы фрески Дионисия, и след кармина просачивался и расползался кракелюрами по окрестным перинам снегов.

Вы настаиваете на деградации? Но я не из тех, кто не уступает место. — И Григорович подал заявление об увольнении из Большого театра. Был 1994 год.

Ещё вчера Большой театр, "храм искусства" или, как его ещё называли, "ворота страны" открывал для глав иностранных государств царскую ложу — ларец из золота и сафьяна, а за кулисами "Лебединого озера" Петипа и Льва Иванова в редакции Юрия Григоровича вершилась большая политика… Сегодня Большой театр не узнать. Шныряют жуликоватые арт-дилеры, искусствоведы и критики всех времён и народов голь и нищету западных трупп конвертируют в "ананасы в шампанском". Театр становится площадкой для вакханалий, чудовищность которых ускользнула даже от кисти Босха. Заморские "звёзды", "живые классики", "киты, на которых держится балет мира на протяжении последней четверти ХХ века", "интеллектуалы-хореографы", кто адаптировал "Жизель" к уродству "пластического и ритмического языка ХХ века", цинично и нагло демонстрируют на сцене эксперименты по изучению физиологии человека, социальных фобий, проблем сексопатологии, психопатических инверсий… Хотя демонизировать весь этот новоизобретённый "балетный" фаст-фуд было бы делом напрасным. Давно уж миновали воды Стикса вариации для нищих на тему и рококо, и не рококо с голым Икаром с крыльями из костылей и приколоченной ко лбу пружиной с мухой, с сидящим в байдарке, как в гробу, католическим священником (сценография "Икара" для Гранд-Опера). Просто всё происходившее тонуло во тьме.

Сверкнула сияньем нездешним в амальгаме зеркал Большого театра галерея образов царицы Анастасии — Наталии Бессмертновой и Ивана Грозного — Юрия Владимирова ("Иван Грозный), Фригии — Екатерины Максимовой и Спартака — Владимира Васильева ("Спартак"), Люськи — Татьяны Голиковой и Яшки — Гедиминаса Таранды ("Золотой век"), принцессы Авроры — Людмилы Семеняки и принца Дезире — Михаила Лавровского и, как бронза патиной, затянулась лёгкой дымкой утопии.

Балеты Григоровича снимали с репертуара Большого театра. Балетами Григоровича пугали под барабанную дробь, как угрозой возвращения в Большой театр "русских деньков"!

Кампания по диффамации маэстро набирала обороты. Она не знала себе равных потому ещё, что была первой — абсурд, как если бы Гагарин взялся крушить корабль "Восток". Кстати говоря, это при Григоровиче балет Большого театра рифмовали с ракетами, спутниками, космическими кораблями, балет и вправду был "впереди планеты всей". Принуждением мира к диктату Красоты. Правда же кампании в том заключалась, что исходила от лиц, для которых ночь в стрип-клубе была верхом свободы, а платье от Dior — манком, дресс-кодом для вхождения в клуб мировой элиты.

Но тогда ещё не говорили о "гибридной войне".

Что может испытывать маэстро, с высоты своего гения наблюдающий шум, толкотню, кучкующихся на ступенях Большого театра временщиков, шарманщиков и маргиналов, спешащих на попрание им созданных шедевров, на разрушение им выстроенного дома? Дома в высшем понимании этого слова, Идеала, что связан ещё с мечтой о Рае.

Вопросы оставались без ответа. Григорович исчез из медийного пространства. Выписался из широт. За все эти годы, треть века уже, он — "деспот" и "тиран", "узурпатор власти" — не произнёс ни намёка, ни слова, ни полслова в ответ на предательства, ложь и гонения. Приходилось слышать иногда: летит в Пекин, Сеул, Милан, Париж…. или летит из Парижа, Милана, Сеула, Пекина… На карте маршрутов вдруг появилась ещё одна точка — Краснодар.