Газета Завтра 49 (1046 2013)

Имперское пространство многоландшафтно: здесь по непостижимым для холодного рассудка метафизическим законам происходит синергия дерева и камня, воды и вечной мерзлоты, колоса и ковыля. Движимые силой созидания, идеей мессианства, религией русского чуда, наши предки породили русский лес, русское поле, русское море и русские горы - спаяли воедино все земное, породнили его с небесным и образовали сокровенный русский космос, вне социальных формаций и геополитических конструкций. И теперь в этом космосе нет ни одного лишнего элемента, и, если утратится любая его составляющая, все рухнет, воцарится хаос.

Так, степь стала самой загадочной частицей в мозаике русского имперского пространства. Степь живет в трех временах - археологическом, мифологическом и историческом. Эти времена, идущие хронологически друг за другом, в периоды, когда русский космос оказывался под угрозой уничтожения, переплетались, сливались в имперский гетерофонизм - природа, миф и история аккумулировали свои силы, стремясь сохранить равновесие русского мира.

Археологическое время

Археологическое время не знает ни старости, ни ветхости. Оно текло, когда еще не было ни часов, ни календарей. В срок, за который сменяются сотни поколений, истлевают творения рук человеческих, в неживой природе не происходит ни одной тектонической подвижки.

Но в степи нет неживой природы, ее почва дышит, как сказочная рыба-кит. Потревоженная техносферой, степь все равно хранит свою загадочную первозданность, цельность, секрет которой недоступен человеческому уму.

Опаленная зноем, она сберегла в себе запахи, звуки и движения древнего моря, которое когда-то лежало на ее теле. Вот почему очертания рыб, встречающиеся на степных камнях, - это не фантазия, а действительность. Вот почему степной ветер всегда пахнет морской солью. Вот почему степные травы кажутся иссохшими водорослями. Вот почему колышущийся ковыль издалека похож на пенную волну. И если в тихий жаркий день припасть ухом к телу степи, можно услышать "гад морских подводный ход".

Это изнуренное жаждой пространство впитает в себя любой потоп, укротит любой буран и, если пожелает остаться нетронутым, не примет в себя никакого плуга. Но именно оно гасило разрушительную силу бедствий и преумножало силу созидания, которые были порождены мифологическим и историческим временем.

Мифологическое время

Мифологическое время циклично, оно не знает линии, не имеет начала и конца. Это замкнутый круг, золотой скифское кольцо - и покуда оно не распаяно, жизнь будет длиться вечно.

Но кочевник степи даже не был прикреплен к земле, его временной цикл не связывался с пахотой, посевом и жатвой, а определялся жизнью и смертью. Степной кочевник не оставил домов и городов, он носил свой дом в себе, врастая в седло, слившись с животным в единое целое. Потому в скифо-сарматском зверином стиле, человеческого ровно столько же, сколько и животного, и пугает в нем не звериный оскал, а именно единство зверя и человека - животное в человеке и человеческое в животном.

Степной кочевник не оставил письменности и лишь в далеких отголосках передал свой язык потомкам. Но его "гробницы, мумии и кости" не молчат, а вопиют. Археологи раскапывают погребальные курганы с таким же страхом, с каким когда-то вскрывали могилу Тамерлана. И видят они в чреве кургана скелет, усыпанный золотыми монетами, оставшимися от истлевших одежд. И видят они гнев в пустых глазницах, и видят костяную руку, сжимающую меч. И кажется, что грозное оружие, своей древностью более страшное, чем автомат и граната, направлено на потомков, так дерзко потревоживших мифологический сон предка.

Так сталкиваются мифологическое и историческое время, порождая детонацию имперских сил.

Историческое время

Историческое время переменчиво. Оно не имеет постоянной скорости движения: то замедляется, то набирает ход, являет периоды то смутного, то золотого времени. Историческое время меняет календари и летоисчисления, превращает былые праздники в будни и раскрашивает в красный цвет новые даты.

Но степь для исторического времени стала мистическим хронотопом - пересечением времени и места действия. Со степью связана и русская смута, и русское чудо: здесь империя оказывалась на краю бездны и сияла многогранным кристаллом. В степи, как в русском сердце, не раз боролись Бог и дьявол. В степи одни души просветлялись созиданием, а другие - искушались разрушением. Неслучайно в России кто-то умирает от нехватки пространства, а кто-то - от его избытка, потому степная ширь всегда колыхала империю.

Так, неуемную бунташную силу Емельяна Пугачева уловили два русских гения, прозрели в ней демоническую мощь разрушения. И осталось нам пушкинское: "Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный" и есенинское: "Там в ковыльных просторах ревет гроза, от которой дрожит вся империя".