Газета Завтра 580 (1 2005)

Потом я подержанный КамАЗ купил. Стал кругляк в Москву возить. И дальше. До Воронежа добрался. Выручки хватило, чтобы предоплату внести в "Кампомос" за коптильную установку. Теперь делаю все — от кровяной до карбоната. Сбываю поблизости, в районах. Любимчик властей! Эта власть руками зарубежных фермеров меня все эти годы душила, а я выстоял. Не дался. Она теперь мне дипломы всякие дает, грамоты. Сейчас я ей нужен, а не она мне. В Норвегию среднего сына эта власть свозила, не отрицаю. А кто откажется от такой халявы. Ни к чему это не обязывает. Парень там на трех фермах практиковался. С девчонкой тамошней задружился. Дело к свадьбе идет. Нормально. Вот диплом в институте напишет — гульнем. Дом себе строит по собственному проекту. Мой ему не нравится. Пускай. Километрах в двух от моего. Понравилась там высотка над рекой.

— Вот-вот, потому на тебя и смотрят как на чужака. Всегда русские крестьяне сбивались в кучу, жили деревнями. Впритык. А у вас в семье, только сын оперился — прыжок в сторону на два километра. Нетрадиционная ориентация какая-то. Это кочевники, ненцы, коми в поисках пастбищ разбегаются подальше друг от дружки. А русский человек всегда кучно жил. Потому деревенские у тебя и шины прокалывают.

— Поджечь давно грозятся. Что поделаешь, ну не врубились еще люди, что живут в эпоху массовых коммуникаций. Ведь почему сбивались в кучу раньше на Руси? Потому что не было ни телефона, ни телевизора. Ни трактора, ни бензопилы. Вместо трактора — помочь, всем миром надо избу ставить. Иначе никак. А с трактором, бензопилой я за то же время в одиночку первый дом здесь, восемь на восемь, поставил. Дороги опять же по хуторам без техники, без бульдозера моего не провести было — а без дорог, конечно, смерть на хуторе. Прежде чем дом ставить на отшибе, сын первым делом дорогу отсыпал. Гальки мы из реки машин пятьдесят вбухали в полотно. Ручьи завели в бетонные трубы. Теперь дорога лет двадцать без ремонта простоит. Только подсыпай по весне. Со временем плит накидаем. Зимой бульдозер опять же расчистит любой занос. А раньше на лошадках, конечно, никуда не сунешься. Вот и селились в куче. Временное это было явление. Сколько свар, склок в деревнях из-за этого случалось. Как в коммуналках. Все под присмотром у всех. Настроили хрущевок — и люди с радостью разбежались из коммуналок по своим углам. То же сейчас и с деревнями происходит.

Так, с разговорами Николай Павлович на самодельном бульдозере, которому только что пропел хвалебную песню, расчистил полосу у шоссе метров в сорок длиной и десять шириной, засыпал канаву с водоотводными трубами. Заглушил мотор. Вылез из кабины. Сел на брусья возле недостроенного трактира.

Выставил две "титьки" молока, разложил на газете лук, мясо, хлеб. Пригласил подкрепиться.

Ярославское шоссе в этом месте, вдалеке от Москвы, пустынно. Я навел разговор на экономический расчет будущего предприятия общественного питания. Стал засекать частоту прохождения автотехники. Получалась машина в три минуты. Значит, за сутки проходит примерно четыреста восемьдесят машин. Если даже только каждая сотая остановится, то выйдет пять. Два человека в машине — всего десять. Минимум по полтиннику заплатят — 500 рублей в сутки.

Судим-рядим о рентабельности.

Хорошо вот так посидеть у большой дороги, в тишине, на ветерке, на дальней орбите, за много километров от кипящего ядра столицы.

Если прислушаться, то пробьет из веков теньканьем бубенчика, скрипом санных полозьев, завыванием в колеях слабых моторов довоенных полуторок, лязгом уключин на их бортах.

Сидишь у дороги и видишь образы тысячелетней истории в мареве асфальтовых испарений. А только ступишь на дорогу — и будто током прошибет, сразу окажешься подключенным к глобальной сети путей — перепутий человеческой жизни на земле.

— Я десять лет воевал за свою свободу, за себя, — говорит Николай Павлович. — Кажется, победил. Угар битвы рассеялся. И вот оглядываешься вокруг — б-ррр, холодком по спине. А где народ-то? Ау! А хочется, чтобы если не родство, то уважение, интерес к другим русским людям был, что-то теплое шевелилось в душе, соединяло нас всех к обоюдному удовольствию. Или это наш русский бзик, сопли славянские? Вот я, вот Бог. Чего еще? Третий — от лукавого. Или третий — это троица. Я, Бог и дух святой. Та самая теплота душевная, а?

— Ты о национальной идее?

— Да ладно тебе ехидничать. Просто хотелось бы иметь какое-то общее понятие о русском народе. Простое как дважды два. Чтобы скрепа была ко всеобщему удовлетворению. А то получается вот я — такой. А другой совершенно на меня не похож. Что делать? Лично я не хочу никого приспосабливать под себя. И сам, конечно, прогибаться ни перед кем не стану. Тогда что получается? Так всю жизнь и будут люди русские друг на дружку исподлобья смотреть? Или опять большой базар откроем? Так я туда не ходок. У меня дел невпроворот. Давай! За счастье всего человечества и каждого в отдельности!

Мы чокнулись "титьками" и выпили.

АПОСТРОФ

АПОСТРОФ

Георгий Судовцев

0

Георгий Судовцев

АПОСТРОФ