Газета Завтра 583 (4 2005)

Нет здесь ни магазина, ни самой захудалой лавчонки. А кому они нужны, если все на колесах, а зимой пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать народонаселение. Правда, случается, говорят, иногда по средам автолавка, проездом. Но сам не видел, врать не буду.

Нет в деревне и водопроводных колонок, хотя вроде когда-то вели водопровод, трубы по обочине дороги закапывали. Остались канава, ручей, да несколько ям вдоль дороги. В них воду и берут. Пьют, еду варят, огороды поливают. Ничего водичка, лучше чем в городе, холоднее и вкуснее.

Лет пять не был я в этой деревне. Пожалуй, сказать, что приходит она в запустение, погибает, нельзя. Не умрет, если ремонтируют, что-то строят для себя, приезжают, а то и живут здесь подолгу, смотрят две программы телевидения, а один из домов даже спутниковая антенна украсила. Электричество в каждой избе по вечерам горит. Но в то же время будто и нет ее вовсе, деревни. За очень редким исключением, не считая крохотных огородов, где всего понемногу — картошка, капуста, лук, чеснок, морковь, огурцы, помидоры, горох, свекла, укроп и петрушка — пустует земля. Там, где были картофельные поля до самого леса, в треть и более гектара каждое, нынче непроходимый по пояс бурьян вперемешку с высохшей травой прошлых лет.

Темнеет... Большая Медведица, кажется, спускается к самой земле, едва не задевая ее своим ковшом. К ночи в деревню приходит тишина. Но не та, звенящая, которая наступает после гулкого шума трудового дня, а глухая. Ни вечером, ни утром не блеют овцы, не мычат коровы, не слышно кудахтанья кур. И только перед восходом солнца где-то прокукарекает петух. Издалека отзовется его собрат. И больше ни звука. Не держат в деревне больше ни рогатую скотину, ни другую четвероногую живность, нет и в помине ни гусей, ни уток. Не дачное это дело.

Местами больше километра шириной от реки до деревни раскинулось море непролазного клевера по колено с богатейшим разнотравьем. И таких лугов — полей по берегам Великой бесчисленное множество. Не умеем сами дарованным природой распорядиться. Шутя завожу с бабусей — коренной жительницей такой разговор:

— Сколько добра пропадает, земли. Отдать бы ее в аренду, тем же немцам хотя бы, лет на 50. Дешевым мясом, молоком, маслом, овощами и прочим Псковская область завалит и себя, и соседей, казна налогами пополняться станет. Смотришь — и ваши внуки обратно вернутся совсем не дачниками.

— Еще чего надумал, — решительно пресекает мои провокации бабуся. — Войной Германия не смогла подмять под себя нашу землю, а теперь, выходит, пусть пользуются?

— Значит, лучше пусть бурьян буйствует, а коров и овец — в зоопарке показывают? Да скоро у Евросоюза масло и яйца покупать будем, как "ножки Буша” в США. Конечно, если будет на что покупать после того, как всю нефть и газ выкачаем…

Бабуся гневается, готова хоть сейчас в народное ополчение.

Пробираясь в непролазных травах брошенных лугов, я задаю себе вопрос, почему в Европе каждый клочок земли на вес золота, а отдача от крестьянского труда во много крат выше. А у нас легко можно пустить сотни, тысячи гектаров псу под хвост, оправдываясь зоной рискованного земледелия. Осмелюсь еще на один совет в адрес районных и областных чиновников Пскова, которых уже рать несметная и с каждым годом в результате путинского "сокращения" все множится. Зайдите, господа, в любую аптеку, посмотрите из чего дефицитные и дорогие лекарства на промышленной основе готовят. Да, правильно, из трав и цветов, которых вокруг псковских городов-деревень бесконечные клондайки, и которых днем с огнем в зарубежных цивилизациях не сыщешь. Но закупаем оптом и в розницу чужое — синтезированное. А если свое — то уж никак не ближе, чем из Алтайского края.

Но, видать, челночная жизнь, которой очень многие на Псковщине промышляют, куда больше по нутру чиновникам, и их подчиненным. Начальству думать и делать ничего не надо. Торговлей люд как-нибудь себя и других прокормит. До Москвы — ночь на поезде, рукой подать.

Пассажирский "Москва-Псков" никогда не пустует. Не было свободных мест и в нашем вагоне, когда из Белокаменной, на север ехали. Почти все пассажиры с неподъемными сумками, ящиками, баулами — торговые челноки из городов и поселков Псковской области. И так в каждом поезде , каждый день, круглый год. Купи-продай, купи-продай. Спекуляцией, которую "отцы и дети" перестройки окрестили торговлей, живем и кормимся.

Да, знавала псковская земля и худшие, и много лучшие времена. Верили в землю люди, и теряли веру. Снова обретали.

А вот птицы — аисты, как жили в нашей деревеньке, так и живут. Нет для них места щедрее, дороже и краше. Нынче у крылатых родителей было солидное пополнение — три молодых аиста стали на крыло, медленно кружили в синем небе своей родины, где на старой ели у дома на отшибе их огромное родовое гнездо…