Газета Завтра 604 (25 2005)

Заявление о конце света — прием не новый. Хотя, на мой взгляд, вполне христианский. Мы ждали завершения истории человечества в 1666 году, ждем и сейчас, ждем всякий раз, когда будущее неопределенно, непредсказуемо. Ждем потому, что христиане. Знаем: даже если бы история государства развивалась благополучно, стабильно, она и тогда завершилась бы Апокалипсисом. Вопрос лишь в сроках. Но в нашей собственной человеческой власти — либо приблизить конец истории, либо отдалить его на необозримое будущее.

Когда читаешь "Преступление и наказание" Достоевского, становится так же тяжело и больно, как при чтении романа Веры Галактионовой. Перечитывать эти произведения без особой нужды не станешь: это ведь как покаянную службу в церкви отстоять.

Сравниваю Галактионову с Достоевским не случайно. "5/4 накануне тишины" — роман небольшого объема, но создан в одном жанре с основными творениями великого писателя: философско-публицистического романа. Это когда автор не только показывает явления жизни, но и дает им прямую, довольно-таки резкую оценку.

Есть ещё нечто общее у этих двух русских творцов: православный взгляд на людей и чинимые ими дела. Только неправедные дела эти в романе Галактионовой выглядят ещё чудовищнее, чем у Достоевского. Сама Любовь человеческая умирает в произведении Веры Владимировны — "распятая", под капельницей, в реанимации провинциального города.

Распятая любовь — страшный символ именно нашей эпохи. К нему не прибегали ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Достоевский. Нужды не было. Нет этой формулы безнадежности и в описании жизни Сонечки Мармеладовой. Ведь она потому и жертвует собой, что — ради близких, любя! Поднялся на каторге, после долгой болезни, любовью к Соне и Раскольников. Но до Любови Веры Галактионовой не докричаться. Пред ней уже не повиниться: она без сознания, она далеко. Действительно, "последние времена".

Правда, Любовь в "5/4 накануне тишины" скорее аллегория. Это не столько женщина, сколь нечто родственное Прекрасной Даме Александра Блока, Софии Премудрости Божией Владимира Соловьева. В образе Любови в романе умирает не только женщина, но и страна. А, махнул рукой один современной писатель, когда я коротко пересказала ему содержание произведения Веры Галактионовой: "Как плоско! Выходит, Любовь гибнет потому, что "все мужики сво…"?"

И правда, муж Любови, Цахилганов, часто ей изменял, в молодости даже насиловал доверчивых однокурсниц, подсыпая им сонного зелья, да и сегодня делает свой капитал на порнофильмах. Галактионова как писатель православный пытается привести "героя" к покаянию, как Свидригайлова — Достоевский. Но возможно ли — поднять душу, которая пала так низко? Свидригайлов прибегает от преследовавшего его смутного стыда к самоубийству. А Цахилганов себя оправдывает. Это, наверное, и есть главный признак "последних времен".

Конечно, сквозь внутренний голос "героя" тоже рвётся глас Божий — совесть. И он собирается с силами, чтобы совершить "очистительное" самоубийство. Не может решиться отдать приказ об отключении Любови от аппарата, который ещё поддерживает её бессознательную жизнь: лучше умереть одновременно с ней, раньше её — последнее проявление верности супруге. Но в последнюю минуту напивается, вопреки предостережениям отца: "Больше не глотка!" — и получается, что если и погибнуть России, то именно оттого, что Цахилганов, этот Адам наших последних времен, ещё и безволен. Безвольный не способен к покаянию. Он полностью в плену у страстей. Это даже не Свидригайлов, он слабее во всем.

И катарсис Цахилганова отменяется. Отпил глоток, и тем самым как бы обменял первородство на чечевичную похлебку. А ведь именно во время самоубийства и должны были проститься ему нажитые грехи: вместе с собой герой взрывал таинственную лабораторию, до которой добирались враги Отечества, как бы ложился грудью на амбразуру.

Сегодняшняя Россия безвольна, потому и погибает, не борется за себя и не осознает в полной мере, что идет ко дну, потому что вечно под хмельком. И, значит, лишает себя возможности — подготовиться к смерти, как должно было всегда на Руси тяжело больному, не соборуется. Это, наверное, главная боль автора романа. Её видение будущего страны. А нет стремления к покаянию — и Бог отступается от человека. Если же не озаботится хотя бы богооставленностью, не вернется уже никогда.

Конечно, "последние времена" показаны Верой Галактионовой несколько условно, схематично, и в то же время — на накале высокой поэзии. Ведь и свои "Мертвые души" Гоголь назвал поэмой. Признался, что изображал не людей — аллегории страстей человеческих. Роман Галактионовой не реалистическое произведение. В нем нет тепла человеческих душ, которого немало в жизни даже в годину войн. Это роман — символ, роман — призрачное, пророческое видение, роман — сон. Страшный, предостерегающий, хотя, возможно, и обманчивый.