Газета Завтра 771 (35 2008)

Не надо говорить, что Головин прекрасен и блестящ, как был прекрасен и блестящ первозмий, соблазнивший, согласно Ветхому Завету, праматерь Еву. Или что он безобразен и ужасен, как была безобразна и ужасна, согласно античному мифу, Медуза Горгона. Да, в нём — прежде всего зеркало, через которое можно (нужно ли? — другой вопрос) посмотреть и на первозмия, и на Медузу, и на тысячи иных сущностей, которые мы здесь привыкли полагать пустой (пусть даже и небесполезной для кого-то) выдумкой. При попытке погружения в зеркало оно становится окном в инобытие или — увы, гораздо чаще — океаном, бесстрастно принимающим в себя всех, сразу же утомленных метафизическими водой и солнцем.

Вопрос о том, когда за текущие семьдесят лет, каким образом и почему в Евгении Всеволодовиче возник этот заполненный текучей (и, кажется, черной) стихией провал, функционально выглядящий то зеркалом, то окном, то океаном, то еще чем-то, пока не имеющим названия, видимо, так и останется без ответа: феномены — сами по себе, ноумены — сами по себе, а шоумены — сами по себе. К последним Евгений Головин не имеет никакого отношения.

"Познай, где Свет, — поймёшь, где Тьма", — написал некогда поэт Александр Блок, тоже понимавший толк в отражениях и преломлениях. Но насколько верным способно оказаться обратное утверждение: "Познай, где Тьма — поймешь, где Свет"? "Работающий в чёрном" (алхимическое "нигредо") Евгений Головин, сам факт его присутствия здесь и сейчас даёт надежду, что наши обстоятельства, как минимум, не одномерны.

Владимир Винников

От редакции. Поздравляя нашего давнего автора и друга с юбилеем, предлагаем вниманию читателей «Завтра» новую статью и вечно новые стихи Евгения Головина.

ЛЮБОВЬ НА РИО-ГРАНДЕ

На лианах чуть колышутся колибри,

И раскатисто гремит индейский гонг,

В этих джунглях очень странно

целовать тебя, гитана,

Ожидая нападенья анаконд.

Дай мне твои губы цвета бронзы!

Цвета окровавленного солнца!

Здесь тягуче завывают обезьяны,

И покоя нет от мух и дикарей,

Я ласкаю твое тело,

и отравленные стрелы

Отклоняют завитки твоих кудрей.

Дай мне твои губы цвета бронзы!

Цвета окровавленного солнца!

Ты тоскуешь по бульварам и коктейлям,

Но зачем тебе убожеский уют?

Здесь опасно, здесь прекрасно,

и пока еще не ясно,

Нас отравят, четвертуют иль сожгут.

Дай мне твои губы цвета бронзы!

Цвета окровавленного солнца!

Крокодилы неподвижны, словно бархат,

И смеется, и зловеще стонет лес,

Ну признайся, что ты рада,

и что любовь на Рио-Гранде

Элегантней, чем новейший Мерседес.

УЧИТЕСЬ ПЛАВАТЬ

Вздыхать от маразма умеет любой,

Найдите воду, найдите прибой,

Подымите руки, напрягите ноги,

Прыгайте вниз головой!

Учитесь плавать, учитесь плавать,

Учитесь водку пить из горла,

И рано-рано из Мопассана

Читайте только рассказ "Орла".

И перед вами, как злая прихоть,

Взорвётся знаний трухлявый гриб,

Учитесь плавать, учитесь прыгать,

На перламутре летучих рыб.

Учитесь плавать, учитесь плавать,

Не только всюду, но и везде,

Вода смывает земную копоть,

И звёзды только видны в воде…

ЭЛЬДОРАДО

Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо,

И всего только надо — опустить паруса.

Здесь, наконец, мы в блаженной истоме утонем,

Подставляя ладони золотому дождю.

Здесь можно петь и смеяться, и пальцы купать в жемчугах.

Можно гулять по бульварам, и сетью лукавых улыбок

Можно в девичьих глазах наловить перламутровых рыбок,

И на базаре потом их по рублю продавать.

Чёрной жемчужиной солнце розовеет в лазурной воде.

Наши надежды пылают роскошью этого юга.

В этой безумной любви мы, конечно, утопим друг друга,

И будем вечно лежать, как две морские звезды.

Евгений Головин БУРЖУА — ЛЮДИ АНТИМИФА

ОДИН СТАРЫЙ ПОЛЬСКИЙ ШЛЯХТИЧ во второй половине девятнадцатого века, в эпоху развитых железных дорог, предпочитал ездить из Кракова в Варшаву на шарабане. Когда ему указали на неразумность такого рода передвижения и на удобство поезда, он ответствовал: "Я не собака, чтоб мне свистели!" Естественно, на него смотрели, как на старого чудака. Он нарушил два закона современного мифа: скорость и комфорт. Трястись по ухабам вместо того, чтобы наслаждаться вагонным обществом, преферансом и буфетом, да…у него явно не все дома!

Зато он пользовался свободой, которую превыше всего на свете ценил дон Кихот. Это ерунда, что над нами правительство и целая иерархия всякого начальства. Вне жалкого честолюбия можно всё это игнорировать. Но даже элементарные удобства оплели нас столь густой сетью всевозможных функционариев, вырваться из которой нельзя. Жить в деревне доступно человеку сильному, закалённому и умелому, хотя и в деревню заползла удушающая змея скуки — одна из владычиц современного мира. Её лишь усиливают технические увеселения: магнитофон и телевизор на минуту пробуждают глаза и уши, дабы потом зритель впал в ещё более глубокую спячку. Скоморохи и фокусники редко случаются в деревне, да и то их появление окружено мертвенным официозом рекламы.