Газета Завтра 9 (1161 2016)

В проводимом Минобрнауки России ежегодном мониторинге результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы, по количеству статей, индексируемых Российским индексом научного цитирования, ВИАМ занял 2 место из 115 российских научно-исследовательских институтов по направлению «Техника и технологии». Примечательно, что ВИАМ не уступает и по другим показателям, например, по количеству созданных результатов интеллектуальной деятельности – также на 2 месте, по количеству конструкторской и нормативной документации – на 4 месте. Наш пример показывает, что эффективно работающая научная организация может и должна не только опубликовывать научные статьи, но разрабатывать современные конкурентоспособные технологии, востребованные на рынке.

В 2014 г. ВИАМ был оценен Европейской научно-промышленной палатой, по результатам анкетирования наш институт вошел в рейтинг 425 лучших мировых научных организаций в категории «Материаловедение» и получил наивысший результат среди четырех российских участников в данной категории, заняв 127 место. О серьезности отбора и оценки говорит тот факт, что только 5 305 научных организаций вошли в данный рейтинг, хотя всего было анкетировано более трех миллионов научных организаций и объединений со всего мира.

Но у некоторых чиновников Минпромторга такие результаты в сравнении с другими институтами вызывают раздражение, желание помешать и создавать коллективу института проблемы. При этом они утверждают, что научным организациям нет необходимости зарабатывать прибыль, создавать инновационные производства по выпуску наукоемкой продукции на базе своих разработок. По их логике – самое главное создать НТЗ и написать отчет, но тогда возникает вопрос, а кто же будет реализовывать это НТЗ в промышленности?

«ЗАВТРА». В одном из интервью Вы сказали, что начиная с 1991 года в СССР, а затем и в России климатические испытания были свернуты, а созданная сеть климатических станций перестала существовать, о коррозии как науке стали забывать. А без этого совершенно непонятно, как продлить ресурс ракеты, самолета или других сложных технических систем, потому что неизвестно, какие коррозионные процессы происходят в конструкции или материале. Как ведут себя мосты, трубопроводы, перекрытия, крыши, другие конструкции, каким образом идет процесс их разрушения – осмысленного понимания этого нет уже более 30 лет. Какими последствиями это грозит?

Евгений КАБЛОВ. Огромными техногенными последствиями. Советский Союз первым в мире начал заниматься изучением коррозии и воздействием ее на металлы. Известный авиаконструктор и ученый-аэродинамик Роберт Бартини, который, на мой взгляд, по масштабам личности достоин сравнения с Леонардо да Винчи, активно разрабатывал это направление. Кстати, многие проекты Бартини использовались нашими выдающимися авиаконструкторами – Сухим, Туполевым, Антоновым, Мясищевым.

Когда все в мире перешли на строительство самолетов из дюралюминиевых сплавов, возникла проблема их коррозии, так как не было какой-либо защиты для этих сплавов. Бартини пошел иным путем: он создал самолет из нержавеющей стали, для которого не требовалась такая защита.

Несомненно, сегодня крайне важно иметь систематизированные научные данные, подкрепленные практическими испытаниями. При изучении, в частности, механизма возникновения коррозии и воздействия ее на материалы требуется учитывать множество природных факторов, таких как: температурный режим, ультрафиолетовое излучение, агрессивность среды, воздействие ветра, микробиологических организмов и другие. Для подобных исследований нужна специальная инфраструктура. Например, чтобы получить полные и достоверные данные о коррозии в условиях теплого влажного климата, где она наиболее разрушительна, в Батуми была создана первая в СССР климатическая станция, а позднее и целая система станций, расположенных в разных климатических зонах по всей стране и даже за рубежом. К сожалению, после распада Советского Союза работы по климатике были свернуты.