Поэтому духоподъёмные интонации, в изобилии насыщающие вынужденный поход бывших пленников коммунизма, выглядят фальшивой натяжкой. А обличение советского строя — странным для современного западного кино анахронизмом. На этом поприще пока ещё никак не устанут трудиться отечественные кинематографисты. За океаном политически ангажированное кино предпочитает рассматривать уже совсем другие — более насущные — проблемы.
Что заставило австралийского режиссёра, в послужном списке которого есть несколько по-настоящему выдающихся лент, взяться за экранизацию книжки Равича, понять крайне сложно. Питер Уир вошёл в историю в 1975 году, когда у себя на родине снял бесспорный шедевр мирового кино — "Пикник у Висячей скалы". И закрепил славу главного режиссёра "новой австралийской волны" картиной "Последняя волна" (1977). Название оказалось симптоматичным — ни до ни после страна коал и кенгуру не породила для мира ничего более внятного в плане серьёзной режиссуры. Это цунами, перекинувшись на большой континент, так и осталось для Австралии последним всплеском, захлестнувшим новый свет.
Перебравшись в Америку, Питер Уир обогатил местную киноидустрию очень хорошими фильмами "Свидетель" с Харрисоном Фордом и "Шоу Трумана" с Джимом Керри. Не стоит забывать и о добротном "Хозяине морей: На краю земли" с Расселом Кроу. Всех их объединяло одно: "Я знаю только про одну неотвязную тему. Меня завораживают люди в изолированных условиях. Долгие путешествия на кораблях и комнаты ожидания, и лифты… безотказно захватывают меня, потому что тут люди открывают всё то, о чём не говорят вслух", — открывал свои творческие методы Питер Уир. Но в случае "Пути домой" эта схема, увы, не сработала. И впервые стала причиной для однозначного провала.
Ясно, что Уира интересовала не столько политика, сколько демонстрация героизма отдельных индивидуумов на фоне величия природы. Преодоление трудностей волей несгибаемого характера. Но формат передачи "Клуб кинопутешественников", в который с каждым пройденным этапом неумолимо скатывается это кино, лишает действие необходимого пафоса, содержания, наполненного смыслом. И вызывает только недоумение. И если отбросить идеологию — то, как воспринимают иностранцы Россию, всегда любопытно — от фильма не останется практически ничего. Характеры героев прописаны настолько небрежно, что они не вызывают практически никаких чувств — ни сострадания, ни сопереживания, ни раздражения. Увидят ли странники долгожданный Ганг по ходу фильма? Увы, это становится совершенно неважным. В памяти останется только акцент Колина Фаррелла, с непревзойдённой интонацией произносящего по-русски: "Свитер хочу!". И парочка видов родной природы, снимавшейся, к слову, не в Сибири, а в Болгарии. Монголия также не удостоилась чести быть запечатлённой на плёнке рукой мастера — вместо неё в кадре фигурируют пески Марокко. Ситуация — типичная для подделок, коими так богата наша современность. А подлинный героизм ныне требуется выдумать заново.
Марина Алексинская -- «Фром май харт...»
Они это делают нарочно или по недоразумению? Они — гроссмейстеры, как Гарри Каспаров, или провокаторы, как Дмитрий Богров? Как бы то ни было, команда из Алексея Ратманского (хореограф), Леонида Десятникова (композитор) и Александра Ведерникова (дирижер-постановщик) делают хорошую мину при плохой игре. Кто бы мог подумать? Четыре года назад команда замыслила советский миф, балет "Утраченные иллюзии", развеять, а советник Президента РФ Сергей Караганов взял и объявил de Сталинизацию.
В среде российской элиты нынче так модно: глодать кости советского прошлого и скупать в антикварках советский фарфор. 24 апреля Большой театр дал премьеру — балет "Утраченные иллюзии". Это недурное пополнение для коллекции советского стиля 30-х. В провенансе балета — фамилия самой Улановой. А значит, фальшак от Ратманского взметнётся в цене.
Интерес господина Ратманского к советским балетам — костёр амбиций. Под улюлюканье либералов приравнять сюжетность в балете к патриотизму, Алексей Ратманский — вуаля! — вернул на сцену эталон сюжетности — балеты "Светлый ручей" и "Пламя Парижа". Что ж, господин Ратманский — известный enfant terrible. Ему всё можно. Одной рукой, он — резидент American Ballet Theater, формирует лицо Америки, а другой играет, как с игрушкой, на сцене Большого театра с советским драмбалетом.