Первое впечатление буквально впечатляло. Когда я спустился в подвал (просфорня представляла собой глухое, без окон, помещение, тесно заполненное всем необходимым для выпечки просфор), работа была в самом разгаре. Яркий свет бесчисленных плафонов. Казалось, просфорня была забита людьми, хотя трудились всего семь человек, до того все было тесно и компактно: вытянутое прямоугольное помещение. Во всю стену до потолка — холодильник, и к нему, точно зубья расчески, тянулись столы: от печей до раскладочного стола — пустые стеллажи, и обратно — уже с просфорами. В рабочий момент передвигаться можно было только бочком и с оглядкой, как бы кого не пихнуть.
Как и в монастыре, ко вновь прибывшему отнеслись ровно и натурально: пришёл — значит, надо. Переодевайся и вставай за стол — на раскладку. Протиснувшись, встал между ждущим просфоры стеллажом и столом. Расслабленно после размеренной монастырской просфорни, где никто никуда не спешил, где послушание шло неторопливо и молитвен- но, где громче всех негромко говорил старенький компакт-проигрыватель, рассказывая житие святых, я принялся за работу, сразу чувствуя, что делаю всё не так.
— Шустрее-шустрее, брат, чего спишь! — Пока сдержанно поторапливали меня (после уже торопили от всей души!). Напротив забористо, подобно швейной машинке, девушка неопределенного возраста и внешности рубила пласт теста. Фишечки теста короткими очередями вылетали из-под её цилиндрического ножа на стол, где их немедля хватали и клеймили печатями. Восемь рук: четыре слева, четыре справа, — скоро печатали эти фишечки, только успевая бросать их на поднос, покрытый пластиковым лекалом, как… игровой стол, так и тянуло перекрыть его руками, отрезав: "Ставки сделаны, ставок больше нет".
Присутствие девушки смутило, но она была такой… странной внешности, что сразу перестала смущать. Тем более, во время работы поставили добротным фоном "Черный обелиск", что особенно заряжало, и руки в ритме лихо метали просфоры на противень — только подавать успевай! Разговоры тоже заряжали: либералов и экуменистов клеймили, царя возносили, "коммуняк" мешали с навозом… "ДДТ" слушали, "Аквариум", жития святых — если время было. Словом, атмосфера — самая боевая, подстать работе — двенадцать часов непрерывный стахановский конвейер. Шутка ли — 60 тысяч просфор за смену! И это не считая хлебов, батонов и служебных больших просфор. Семьдесят храмов в одной первопрестольной службы на них вели. И просфоры получались: не просфоры, а матрёшки — любо-дорого в руки взять! Красавицы! Лучшие в столице! Из соседних областей за ними приезжали, даже в Германию и Китай партии отправляли. Сам патриарх всея Руси на этих матрёшках службу вел!
Василий, хозяин просфорни, прежде чем на работу брать, возрастом интересовался. Если кому за сорок — и слушать не хотел. Чтоб такой ритм выдержать, сила нужна и выносливость. Тридцатилетние не все выдерживают. Новенькие роптали уже на раскладке, а кого на тесто ставили! — за день 600-700 кг теста по 3-5 кг отмерь, отрежь — с утра кисти рук до того отекают — в кулак сжать невозможно. Хорошо, если вода есть, а нет — в уличный сортир, вёдрами с бака-накопителя… Куда деваться — заказов прорва! Тесто на пол уронил: ничего! некогда новое делать! — давай-давай! Успевай! Сегодня еще два храма заявку подали. Нет времени. "До алтаря просфора еще не просфора. Просфора — когда её батюшка освятит, а пока — ничего, пойдёт. Главное — чтобы красивая, главное — чтобы в руках держать приятно". Василий знал своё дело. И рабочим своим потому платил исправно и достаточно. И кормёжка — любой столичный ресторан позавидует. Просфорник должен быть сыт — за этим Василий следил строго. Никаких пельменей, сосисок и полуфабрикатов — еда натуральная, еда настоящая, и готовил её самый настоящий шеф-повар — тетя Лена из Крыма: долго, с любовью и по-домашнему. "Братья, сегодня что готовить: харчо или борщ? На второе я решила вам салатик из креветок с авокадо сделать и плов, а с первым вот советуюсь". "Тетя Лена, харчо вчера было, борщ надоел. Может, сегодня просто — лапшички?" "Нет, братья, я курицу не покупала, я говядины купила, так что лапшички никак. Так вы ж все борщ хвалите — я для вас-таки старалась…" "Тогда ладно — харчо", — тоскливо смирялась братия. Халве, печенью, шоколаду, конфетам и вовсе счёту не было: сладкое — это глюкоза, глюкоза — это энергия, а энергия для просфорника — первое дело!