Где болит? Что интерн делал дальше

– Вы, наверное, думали про борьбу с ломками? Про то, что будете помогать людям бросить? – продолжала сестра Штейн. – Нет. Поддержка. Вот на что надо нацеливаться с большинством наших пациентов. Снять их с героина и приучить вместо него принимать метадон. Так у них не случится передозировки, и они не кончат где-нибудь в канаве. На метадоне они могут работать, платить за квартиру, ну и таким образом возвращать свой долг обществу. Вот ради чего все это.

Она постучала костылем по полу, подчеркивая свои слова.

– Вы скоро поймете, какой большой успех – перевести пациента с героина на метадон, я вас уверяю, – закончила она, фыркнув и покивав головой.

Похоже, Молли, которую физически сдвинуть с места было очень легко (хотя я бы, конечно, никогда не стал этого делать), вряд ли удалось бы заставить сойти с ее позиций относительно наркотиков.

– Слушай, сынок, я в этом деле уже много лет. Мне слишком поздно меняться, – сказала она. – Если меня спросить, хотела бы я прожить свою жизнь по-другому, то конечно, я отвечу «да». Лучше было не становиться наркоманкой, но сейчас, в моем возрасте, у меня нет сил бросить. Ну и что, что наркотики могут меня убить, велика потеря! То же самое может сделать и стенокардия. С героином, по крайней мере, веселей.

Тем не менее она меня не убедила. Лучше было не становиться наркоманкой, да, но она-то стала. Я начал выписывать ей рецепт на метадон.

– Стартовая доза 30 миллиграмм, в течение недели, если начнется ломка, мы увеличим дозу, хорошо? – объяснил я, ставя свою подпись.

– Вы тут поосторожнее, док, – заметила она. – В округе все знают, что сегодня новый врач приступил к работе. Они будут вас испытывать, так что держитесь потверже, знаете ли.

Молли была просто кладезем мудрых советов; очевидно, аромат моей наивности достиг ее ноздрей, стоило ей вступить в кабинет.

– У вас будут выпрашивать голубенький, вы же тут человек новый.

– Голубенький? – переспросил я, гадая, что это может быть: хоть я и работал первый день, я сомневался, что людям понадобится мой галстук с распродажи.

– Ну, голубенький! «Валиум».

Ну да. «Валиум», или диазепам, – так называется дженерик. Некогда вездесущая панацея для отчаянных домохозяек. Маленькие голубые таблетки и их аналоги из семьи бензодиазепинов, «маминых помощников», которые вызывают сильную зависимость и теперь используются редко. Они провоцируют легкое ощущение эйфории и снижают тревожность, так что, по словам Молли, имеют широкое хождение у наркоманов на тяжелых наркотиках, которые их принимают в перерывах между дозами.

– Помогают продержаться, пока не заполучишь коричневый.

Я уставился на нее непонимающим взглядом. Тут у них что, все обозначается по цвету? Я почувствовал себя, словно в детском саду: «а в голубом шкафчике у нас диазепам…»

– Героин, – терпеливо перевела она. – На улицах его называют smack, или коричневый. Вообще, героинщики – люди приличные. О них плохо говорят, но, пока им удается раздобыть пакетик – другой, они сюда не приходят.

– А сколько стоит пакетик на сегодняшний момент? – поинтересовался я, как будто собирался сравнить цены с теми, что были пару лет назад, вроде как на хлеб или на молоко.

– Ну, в среднем десятку, правда, там куча всего намешана, и он не особо чистый.

– А белый – это что?

– Крэк. С ним надо поаккуратней. Достать его нетрудно, по сравнению с героином, но черт, какой от него приход. Ты вроде можешь с него слезть, но не хочешь.

Я кивнул.

– Сейчас его можно купить где угодно, но я помню времена, когда его днем с огнем было не сыскать. Ни за деньги, ни за секс.

Молли мечтательно уставилась в пространство, и мне пришлось напомнить себе, что она говорит о крэке, а не о бананах в тяжелые времена Второй мировой.

– А он сколько стоит? – спросил я.

– Тоже около десятки за дозу, но в день можно употребить штук до десяти – зависит, как чувствуешь себя. Отвал башки: пока не закончится, не оторваться.

Ну да, прямо как Pringles. Она пробыла у меня в кабинете каких-то полчаса, но за это время я узнал о наркозависимости больше, чем за 6 лет на медфаке.

Остаток утра я провел, сидя у себя в уголке и подписывая рецепты на метадон. Это было до ужаса скучно. Определенно, принимать наркотики куда увлекательней, чем выписывать их. В моем списке имелись еще пациенты, но ни один не явился на прием. Я отправил sms Флоре, которая работала анестезиологом в родильном отделении больницы по соседству: «Хочешь сходить перекусить?»

Она не ответила.

Когда я уже готов был смириться с унижением поедать в одиночестве сэндвич, сидя в парке на скамье в окружении орд моих пациентов на разных стадиях наркотического опьянения, Флора откликнулась: «Ребенок родился! Зайди за мной через 5 минут».

Я собрал рецепты в стопку, положил в лоток с подписью «Готово» и спустился на первый этаж. В приемной Тони беседовал с Брюсом.

– Пойду на обед, – сообщил я.

– Я тоже иду. Прогуляюсь с тобой до магазина, – обрадовался Тони.

– Слово «здравствуй» улыбчиво, а тихое «прощай» – уныло, «Троил и Крессида», акт третий, сцена третья, – провозгласил Брюс.