Читаем Где место России в истории? [Загадка Дональда Тредголда] полностью

Это не все, конечно. И в то пустое время появлялись на земле островки динамического развития, которые Валлерстайн называет "мир-экономики". Описывает он их, правда, по обыкновению расплывчато: "обширные неравные цепи из объединенных структур производства, рассеченные многочисленными политическими структурами". Как бы то ни было, все девять с половиной тысяч лет оказывались эти «обширные цепи» по разным причинам "слабой формой" и "никогда долго не жили... они либо распадались, либо поглощались мир-империями, либо трансформировались в них (через внутреннюю экспансию какой-либо одной политической единицы)".

Так вот и продолжалось всё, примерно, до 1500 года, когда вдруг "одна такая мир-экономика сумела избежать этой судьбы. По причинам, которые требуют объяснения, современная миросистема родилась из консолидации мировой экономики. Вследствие этого у нее было время достичь своего полного развития в качестве капиталистической системы". (11) Говоря общепонятным языком, началась история. Течение времени обрело вдруг смысл, который еще полтора столетия назад сформулировал Гегель (разумеется, "миросистемный анализ" никаких таких выводов из изложенной выше теории не делает. По причине континентальной политической корректности гегелевские термины как "прогресс в осознании свободы" для него табу, хотя именно они здесь вроде бы логически следуют).

Как видим, масштабы исследования и дефиниции, неясность которых преследовала традиционных историков, изменились здесь до неузнаваемости. Но помогает ли это нам выскользнуть из старой биполярной ловушки? Посмотрим, что имеет в виду Валлерстайн под "мир-империями". Оказывается, что в них "основной логикой системы является взимание дани с непосредственных производителей (главным образом сельских...), которая передается вверх к центру и перераспределяется через тонкую, но важнейшую сеть чиновников". Вам это ничего не напоминает, читатель? Для меня тут почти буквальное описание виттфогелевского "агродеспотизма". Здесь и дань, которая взимается с непосредственных производителей, и монополия государства на национальный доход страны, и "агроменеджериальная элита", поработившая общество.

Добавим к этому, что Валлерстайн употребляет слово "история" в применении ко времени мир-империй в кавычках, и увидим, что автор практически во всем соглашается с Виттфогелем (и, заметим в скобках, с Марксом). Только Маркс называл это "азиатским способом производства", а Виттфогель заключил, что большая часть прошлого человечества приходится на эру хронически застойной анти-цивилизации. Так или иначе перед нами неожиданно возникает, пусть в маске "мир-империи", один из полюсов всё той же биполярной модели, тот самый, к которому классики западной историографии на наших глазах настойчиво пытались привязать Россию.

Мало того, разве не Европу имеет в виду Валлерстайн, когда говорит о динамичной "мир-экономике", стремительно вдруг прорвавшей около 1500 года многотысячелетний деспотический застой? Конечно, Европу. И хотя упоминает он, что прорыв этот случился "по причинам, которые требуют объяснения" (и которые, добавим в скобках, так никогда и не были, сколько я знаю, толком объяснены) мы очень скоро увидим, что произошел он именно по причине беспрецедентного во всемирной истории европейского феномена. Я имею в виду, как увидит читатель, утверждение абсолютизма.

Дважды (при Карле Великом в 800 году и при Карле V Габсбурге в 1525-м) пыталась Европа возродить идею «Единой христианской империи», провозгласив своих кандидатов Dominus Mundi, и дважды рассыпалась эта империя в прах под ударами коалиций независимых государств. Результатом было первое торжество «мир-экономики». Так на самом деле кончилась историческая пустота «мир-империй». И началась, как мы уже говорили, история.

Но если так, то с чем же, собственно, оставляет нас ультрасовременный "миросистемный анализ"? Да, термины иные, тем более, что европейский абсолютизм здесь тоже выступает в маске "мир-экономики". Но ведь сути-то дела весь этот терминологический маскарад не меняет нисколько. Все та же перед нами старая-престарая традиционная биполярная модель. И место самодержавия между её непримиримыми полюсами так же темно, как и раньше.

ДВА СЛОВА О МЕТОДОЛОГИИ

Несообразность ситуации усугубляется еще и тем, что ни одна из методологий, с которыми мы до сих пор сталкивались, не сумела вывести нас из этого порочного круга. Ни работы экспертов, прилежно копающих грядки одного какого-нибудь десятилетия (или столетия). Ни полеты мысли глобалистов, с которыми познакомились мы в предыдущей главе и в работе «мегаисторической» школы. И те и другие, независимо от масштабов исследования, остались, как мы видели, пленниками одной и той же модели политической вселенной, неизвестно кем внушенную экспертам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары