Читаем Где место России в истории? [Загадка Дональда Тредголда] полностью

Так видели ее шестидесятники и так вслед за ними вижу это я. Именно эта ее сложносочинненость ускользает от «экспертизы без мудрости», по выражению американского историка Эрвина Чаргоффа. Ее и предстоит мне доказывать.

Поскольку, однако, ничего подобного столь невероятной метаморфозе в истории Европы вплоть до ХХ века не было (лишь грандиозные и тоже казавшиеся неправдоподобными революции – 1917 в России и 1933 в Германии -- обнаружили, что такое в принципе возможно), доказать аналогичную метаморфозу в России 1560-х, как я уже не раз мог убедиться, мало сказать сложно. По сути, так же сложно, как было в свое время доказать, что земля вращается вокруг солнца. Потому и решил на этот раз разделить работу на две части. Сначала, в этой и двух последующих главах, попытаюсь я теоретически показать, УНИКАЛЬНУЮ европейско-ордынскую двойственность самодержавного монстра (ответив таким образом на загадку Дональда Тредголда). Очередь доказательства европейского происхождения русской государственности дойдет лишь в финальных главах книги. А сейчас о невозможности диалога историков, не дающей им возможности добраться до СЛОЖНОСОЧИНЕННОСТИ самодержавия.

Мы видели, например, что советская историография категорически настаивала, что не существует «никакого фундаментального различия между русским самодержавием и классическим (европейским) абсолютизмом»? Мы знаем, почему она на этом настаивала, но в этом ли дело? Действительное объяснение в том, что, как мы скоро увидим, так никогда толком и не выяснили для себя советские историки смысл терминов, которыми она оперировала – ни смысл самодержавия, ни тем более смысл абсолютизма. А когда отдельные смельчаки, как А.Я. Аврех, намекали, что «абсолютизм тема не только важная, но и коварная, чем больше успехи в её конкретно-исторической разработке, тем запутанней и туманней становится её сущность», его затоптали и заставили замолчать. Но в СССР была цензура.

На Западе ее нет. Тем не менее и корифеи западной историографии ХХ века оказались столь же твердокаменными в своем априорном убеждении, что Россия принадлежит к какому-то из азиатских, деспотических семейств. И точно так же, как их советские коллеги, никогда не смогли договориться между собою ни о том, к какому именно из этих семейств она относится, ни о том что вообще имели они в виду, говоря о России, под «азиатской империей». В результате их сегодняшние эпигоны, как Джеффри Хоскинг или Астрид Туминез, употребляют эти термины походя, даже не задумываясь, о чем речь. Разве не это имел в виду проф.Чаргофф под «экспертизой без мудрости»? .

Короче, сколько-нибудь конструктивный диалог между западными и советскими историками (или даже спор их между собой) оказался невозможным. Да и не могло это быть иначе, коль скоро даже для самих себя не выяснили спорщики, что именно они отстаивают. У них просто не было ОБЩЕГО ЯЗЫКА. Вместо него было то, что я называю семантическим хаосом. Ну представьте себе диалог о происхождении человека, при котором одни имели бы в виду эволюцию, а другие -- Адама и Еву? Что получилось бы из такого диалога?

А мы, читатели, зажатые между этими непримиримыми полюсами, оказались перед той же старой и не имеющей решения дилеммой. Или – или, требуют от нас, выбирайте между белым и черным, между абсолютизмом, как думали советские историки, и деспотизмом, как думают западные. О реальном самодержавии и речи не было. Как же в таком случае ответить на вопрос, «где место России в истории»?

"МИРОСИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ"

Это всё, конечно, об историках традиционных. Поможет ли нам, однако, ответить на загадку Тредголда ультрасовременная миросистемная (или мегаисторическая) школа, для того, казалось бы, и придуманная, чтобы "снять", говоря гегелевским языком, это непримиримое противоречие? Посмотрим. Вот концепция её признанного лидера Иммануила Валлерстайна. Термины, которыми он оперирует, нисколько не похожи на те, что мы слышали от традиционных историков (и, отдадим ему должное, употреблять их удобнее). Во всяком случае ни деспотизма вам тут, ни абсолютизма, не говоря уже о такой экзотике, как "вотчинное государство" или "евразийство".

Вкратце суть дела у него сводится к следующему. На протяжении всего начального периода человечества -- времени "мир-империй" на языке Валлерстайна -- от 8000 года до н.э. до 1500 года нашей эры -- никакой, собственно, истории не было. Во всяком случае, в смысле политической динамики и социальных трансформаций, в каком мы сегодня это понимаем. Вместо истории был лишь грандиозный провал во времени, лишь на девять с половиной тысяч лет затянувшаяся стагнация, черная дыра, бессмысленное топтание на месте, состоявшее из "ПРОЦЕССА РАСШИРЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ, которые, похоже, являются их [мир-империй] судьбой".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары