Где ночует зимний ветер

— Фокусников у нас, правда, нет, — засмеялась Кира. — Но парни есть толковые. Видела парня в клетчатой кепке? Рядом с Кириллом стоял. Это Коль-Коль. В армии сапером был. — Она поглядела мне в глаза и возбужденно сказала: — Без Николая Николаевича не знаю, что бы мы делали в лагере. Зимой мороз сорок пять градусов, а у нас батареи лопнули. Николай Николаевич починил… Над вышедшей из строя радиостанцией поколдует — заработает. Сгорел электромотор на буровой — перемотал. Не упомнишь все, что делал… Руки у него золотые… Ты читала про Левшу у Лескова? Так Николай Николаевич — наш Левша. Попроси, и блоху подкует. С Горьковского автозавода рабочий он. Вездеходы приезжал с товарищами испытывать. Ребята вернулись на Волгу, а он застрял… Горы заманили… В экспедиции народ разный: одни хорошие — трудяги-романтики, другие — так себе, а третьи — дрянь. А поле, как решето, всех просеет. Хорошие остаются, а дрянь когти рвет. Хорошим ребятам Николай Николаевич рад, учит их по-рабочему и спуска не дает. Хлеб пробовала наш? Николай Николаевич печь сделал на форсунках! А то раньше на одних сухарях сидели.

— Нам бы такого парня, — сказала я со вздохом и спросила застенчиво гостью: — Можно мне вступить в профсоюз? — Я замялась, не знала, что делать с руками. Боялась, что Кира начнет расспрашивать подробно о школе, о Москве. — Я не доучилась… У меня нет аттестата.

— Пиши заявление… А отец у тебя есть, мать?

— Папа умер… Мама в Москве… ждет меня…

— Ну, показывай хозяйство, — требовательно сказала Кира, увлекая меня за собой. — Посмотрим ваш городок. Ты повариха?

— Нет. Я рабочей оформлена. Второй разряд присвоили.

Сзади загремела перекатывающаяся галька. Нас обогнал Лешка Цыпленков, топая резиновыми сапогами.

— Я заявление написал, вот, держите. — Он улыбнулся, сбил рукой на затылок черную мичманку. Видимо, специально ее надел, чтобы покрасоваться перед гостями. — Демобилизован с Балтики. Старшина второй статьи. Просолен морским ветром.

— Хорошо, мы разберем заявление. — Кира свернула Лешкину бумагу. — Разберем, товарищ Цыпленков!

Но Лешка не отставал от нас, топал сзади, шумно вздыхал. Бросал загадочные взгляды.

— Лешка, у нас секрет, — сказала я. — Нам надо поговорить.

Мы отошли далеко от парня, и Кира, повышая голос из-за грохота реки, спросила:

— Парень с бородой — член профсоюза?

— Бугор? — Я быстро поправилась: — Володька Свистунов? Я вам о нем говорила. В цирке работал, ножи кидал… Спросить его?

— Узнай.

Я не верила своим ушам. Вторая женщина спрашивала меня о Володьке Свистунове, интересовалась им. Что они находили в нем особенного? Лариса Чаплыгина грозилась отбить его у меня. Чем он понравился Кире? А может, ей просто надо больше людей принять в профсоюз? Даже мне не отказала!

Ушла к себе в палатку. Долго мучилась, пока написала заявление.

Вернувшись к гостям, увидела Олю, оживленно разговаривающую с Николаем Николаевичем, о котором так много хорошего поведала мне Кира.

— Думаете, лампа в передатчике будет работать?

— Я панель укрепил. От тряски лампа отошла.

Провожали саурейцев до Малой Хауты, где сливались два гремящих потока. Долго прощались. Пообещали новым друзьям, что придем к ним в лагерь с ответным визитом.

Незаметно пролетела неделя. Погода выдалась неустойчивая. Несколько раз срывались дожди. Через хребты ползли тяжелые серые тучи. Острые вершины рвали их, ветер подхватывал лохмотья и уносил. Однажды выпал снег, и горы сразу побелели.

Но геологи не обращали внимания на дождь и снег и уходили по своим маршрутам. Приносили в рюкзаках образцы пород. Старательно сортировали, приклеивали лейкопластырь, отмечали цифры. Камни были самые разные, но никому пока еще не попадался халькопирит серовато-желтого цвета. Только ради него геологи каждый день забирались в горы, месили в тундре грязь и снег.

Геологи с коллекторами отправлялись в горы, а я слонялась без дела. Володька Свистунов и Лешка Цыпленков находили себе работу. Обносили палатку ВВ колючей проволокой, точили лопаты, кайла и ломы, а то день-деньской пропадали на рыбалке, снабжая лагерь свежей рыбой.

Надолго исчезал и Мишка Маковеев. Он забирался под капот вездехода, смазывал, проверял. Набивал в сальники тавот.

После придирчивого осмотра машины и смазки он запускал мотор и на третьей скорости носился вокруг лагеря. Взлетал на высокие бугры или бросал машину под уклон реки.

Однажды во время очередного пробега Малюта Скуратов засмотрелся и сорвал растяжку антенны радиостанции. Из палатки выбежала разъяренная Ольга. Она размахивала кулаками вслед умчавшейся машине, громко ругалась:

— Малюта сорвал мне передачу!

Только Аверьян Гущин не находил себе работы. Он то слонялся по лагерю, то пропадал на рыбалке, но хариусов почему-то не приносил.