Где ночует зимний ветер

Но больше всего дождь доставлял хлопот Вере. Керосинки чадили, примусы плохо горели на солярке. Повариха не успевала умываться, ходила с черными, как у кочегара, руками.

Однажды рано утром громкие удары по алюминиевой миске привлекли мое внимание. Я давно ворочалась в мокром мешке, не в силах согреться. Болела голова, но я заставила себя одеться и отправилась на кухню.

Аверьян Гущин стучал ложкой по круглому донышку миски, весело улыбался, скаля белые зубы.

— Ведьма, завтрак давай!

— Не готов еще, я тебе говорила! — Вера смотрела на Аверьяна красными заплаканными глазами, возясь около коптящей керосинки.

Вера в самом деле походила на ведьму с нечесаными, спутанными волосами, черным от сажи лицом.

— Ведьма, жрать хочу!

Я вспомнила, что Вера сегодня поднялась рано-рано и, вероятно, все это время провозилась в палатке с примусами и керосинками. Я, разъяренная, влетела в кухню и со всего размаху хлопнула Аверьяна по щеке, заступаясь за подругу.

— Примус бы почистил, пижон! Жрать пришел первым. А ну, становись к примусам! Нашел время над девчонкой издеваться. Вера ночь не спала. Слышал?

Гущин тер рукой красную щеку. Зло прищурил глаза и вдруг бросился на меня. Я выскочила из палатки. Издали увидела идущего Свистунова.

— Володька, заступись!

Аверьян летел за мной с занесенным кулаком.

— А ну, тормози! — Володька загородил меня крепким плечом от разъяренного парня. — С бабами драться — пустое дело.

— С тобой попробовать?

— Давай… Отойдем, мужик, в сторону, чтобы все было тихо, по закону, — спокойно сказал Бугор. — Не люблю я шума. Опять же свидетели. А зачем они нам?

— Думаешь, испугал?

— Хватит трепаться! — резко оборвал Гущина Свистунов. — Тронешь девку, пришью! Без балды говорю. Заруби, сосунок. Гуляй!

Аверьян Гущин отошел в сторону, ругаясь и бормоча угрозы.

— Анфиса, а ты не играй! — угрюмо бросил Володька. — А то и тебе достанется. С девками и бабами я не дерусь, но за дело накажу!

— С кем я играю?

— Я предупредил! Считай, что разговор со мной окончен. — Свистунов не торопясь направился на кухню.

Я стояла под дождем, осмысливая слова Володьки. Грозное предупреждение все еще звучало в моих ушах. Я почувствовала, что больше всего мне надо сейчас бояться защитника, который, как видно, решил закрепить свои права на меня.

— Анфиса, Александр Савельевич собирает всех в камералке! — помахала мне рукой Тося. — Зови ребят!

Начальник партии сидел за столом, опустив плечи, осунувшийся, усталый, но, увидев нас, оживился. Приветливо поздоровался, перебросился шуткой.

— Ольга, когда же этот проклятый дождь перестанет? — спросил Александр Савельевич у радистки. Озабоченно забарабанил пальцем по столу. — Попроси синоптиков, пусть поколдуют. Нам нужна погода. Ты сегодня сводку слушала?

— Обещали дождь. Ветер северо-восточный, переходящий временами в порывистый.

— Не утешила. Почему я не вижу Ларису? Что с Чаплыгиной?

— Лариса заболела, — озабоченно сказала Тося. — Ангина. Глотать ей больно. Мы заставили ее аспирин принять.

— Сейчас болеть нельзя, — Александр Савельевич озабоченно прошелся по палатке. — А самое главное — не сдаваться. Ребята вы молодые, крепкие. Надумал собрать вас всех. Хочу показать халькопирит. В нем больше меди, чем в образце, который мы подарили Анфисе. Вчера нашел! — Он положил на стол тяжелый желтоватый камень с металлическими блестками. — Медь здесь должна быть. Это точно. Сегодня снова пойдем по маршрутам. До сих пор ходили в крест простирания пород. Узнали, где выходят породы. Но теперь их надо сбить, протянуть по всей территории съемки. Раскручивать надо, не только где породы, но и где оруденелые сланцы. В плане тянутся не прямоугольно, а по разломам, одни перемещены на запад, другие — на восток. К разломам подходят обычно рудные тела. Пойдем на простирание пород и рудоносных сланцев. Каждая пачка в рельефе чем-то отличается. Залезьте на вершину и приглядитесь, «набьете» глаз и увидите, как по горам тянутся породы. Одни дают острые скальные выходы, другие — более мягкие. Мягкие легко выветриваются, и сразу заметно понижение в рельефе. Это плоскотинки, покрытые зеленой травой. Прослойки доломитов легко отличить по бурому цвету, они всегда в бурых лишайниках. А под рудами образуются глубокие западины. Где простирание одной породы вдруг резко сменяется другими — там прошел разлом, сместились целые блоки. В таком месте надо особенно тщательно искать оруденения.

— Именно там, — горячо сказал Боб Большой, почесав пятерней густую шевелюру. — Я согласен.

— И я такого же мнения, — тут же вставил Боб Маленький.

Желтоватый камень в крапинках осторожно передавали из рук в руки.

Наконец, он попал и ко мне. Внимательно присматривалась к острым граням камня, стараясь получше запомнить его блеск и цвет. Наслюнявила палец и потерла одну сторону. Краски сразу заиграли, потеплели. Засверкали желтые искорки-звездочки. Проглянули и запутанные жилки. Камень тяжело лежал на руке. «Неужели нам повезло? — радостно подумала я. — Откроем новое месторождение. И я буду участвовать. Вот здорово!»