Где ночует зимний ветер

Когда наши глаза на мгновение встречались, он растерянно моргал длинными ресницами и краснел.

Меня озадачило неожиданное предложение. Я не знала, что ответить, стараясь понять шестым чувством, известно ли ему о моем походе в палатку ВВ и на что он надеется. Не хочет ли он, как и Володька, попытать счастья? Бугор — нахальный и дерзкий, полагался на свою медвежью силу, а этот стесняется. Мое молчание затянулось, и Сергей, переминаясь с ноги на ногу, словно стыдясь своей просьбы, робко поторопил:

— Ну, Анфиса!

— Пошли, — махнула я рукой, решив в последнюю минуту, что лучше уйти с геологом на целый день в горы, чем закрывать на шее цветной косынкой царапины, ловить косые взгляды Чаплыгиной, прятаться от Александра Савельевича и видеть хихикающую рожу Лешки Цыпленкова.

— Если согласна, собирайся по-пожарному: раз, два! — Сергей озабоченно посмотрел на небо: — Тучки… Тучки небесные, вечные странники… Вдохновили Лермонтова Михаила Юрьевича, а мне сейчас не нравитесь… Дождем пахнете!

Все геологи с коллекторами ушли парами в маршруты на Главный за новыми образцами. Мне не хотелось выяснять, почему Сергей остался в лагере, что случилось с его постоянной напарницей Сладкоежкой.

В камералке затолкала в рюкзак немного мешочков для образцов, не беспокоясь об их цвете. Взяла геологический молоток с длинной ручкой. Собиралась без особой радости и подъема.

— Что возьмем с собой в дорогу?

— Я надеюсь на твой вкус. Считай, обед и ужин у нас с тобой в поле. — Сергей забыл на время о своих карманах и старательно складывал карту. — Тушенку не забудь, от Тосиных конфет, варенья и сгущенного молока у меня живот прирос к спине.

— Поняла.

У Веры подгорел лук на сковородке, и из кухонной палатки с черным закопченным верхом несло чадом. Я шагнула в сизое облако дыма. На ощупь нашла коробки с продуктами.

— Вера, ты живая? Подруга, я беру две банки тушенки, банку с завтраком туриста. — Железные банки, ударяясь друг о друга, прокатились по дну рюкзака. — Запишешь еще две пачки галет и сухари.

Толстушка вышла ко мне из темного угла, вытирая рукой слезящиеся глаза, громко чихая.

— Ты идешь в маршрут? — Вера недоверчиво наклонила голову, пристально всматриваясь мне в лицо. Сокрушенно вздохнула. — Два раза просилась в маршрут, не берут. На кого забор писать? На Александра Савельевича?

— На меня. Давай я распишусь в твоей бухгалтерии. — Я не хотела называть имя Сергея, хотя это было по-детски наивно. Вера через минуту увидела бы меня вместе с ним.

— А я думала… — повариха тяжело вздохнула, посмотрела на меня с жалостью, не договорив, оборвала начатую фразу. — Девчонки говорили про тебя… Думала, что тебя не возьмут. Ты должна канавы копать.

— А ты не думай. Я с Сергеем иду!

— С Сергеем? — Верины щеки опали. Притворной улыбкой ей не удалось скрыть свою злость. На лбу и кончике носа засверкали капельки пота.

Мне даже стало жалко толстушку.

— Верусь, ты не ревнуй! — Я помахала рукой на прощание. — Вечером получишь своего ненаглядного по расписке, живого и невредимого.

Повариха что-то сердито проворчала, но я не разобрала ее слов.

Мы с Сергеем быстро шли к горе. От камералки к Главному, к его скалистым вершинам, пробита тропа. Она проглядывала в заболоченной низине, среди моховых кочек и бугров.

Под ногами шлепала черная торфяная вода. Верхний слой земли чуть-чуть оттаял. То и дело попадались куски льда, а за большими глыбами с северной стороны лежал спрессованный снег с осевшими застругами.

Сергей ходко шел впереди, не беспокоясь обо мне. Ни разу не оглянулся и не заговорил. Невольно припомнились походы с Александром Савельевичем, его предупредительность и забота.

«Не хочет разговаривать — его дело, но ждать меня обязан, — с обидой думала я. — Больной-больной, а летит вперед, как вездеход. Куда только радикулит его делся? Привязать бы к каждому его сапогу по большому камню».

Я вспомнила картинку из детской книжки, где нарисован скороход с гирями на ногах. Улыбнулась. А радоваться мне нечему. Дела совсем не радовали. Старалась не думать об Александре Савельевиче и Свистунове. Куда мне деваться после увольнения из отряда? Домой ехать нельзя! Один путь: к моим попутчикам по поезду. Они обещали устроить меня, если это потребуется. Иван Сидорович, Тамара и Елизавета Прокофьевна — каждый звал к себе.

Мне не с кем посоветоваться, излить душу. Вере я не могу открыться, она обрадовалась бы моему горю. И вообще я стесняюсь признаться девчатам. Как они еще отнесутся? А если хорошо разобраться в случившемся, то виновата я сама. Доверчивая я слишком. Дернуло меня искать Бугра!

Начался новый подъем, и тропа пропала на щебенке и торчащих зубьях камней. Главный подымался перед нами, медленно вырастая, по мере того как мы приближались, огромный и величественный, с врезанными в синеву черными зубцами, перечеркнутыми тенями и белыми языками снега.