Где поселится кузнец

Вот что рассказал Наполеон Надин, пока она везла его в лагерь, взяв на ипподроме первый попавшийся рессорный экипаж; он бормотал, сожалея, что кровь пачкает светлую замшу обивки. Хозяева не истязали Наполеона, когда из нью-йоркской тюрьмы его водворили на плантацию у реки Куса, неподалеку от Гадсдена. Старый плантатор умер, молодой не помнил Наполеона и принял негра, как крещенский подарок. Его сжила бы со свету вдова плантатора, — любого черномазого, который прогневил ее мужа, умершего от прилива крови к голове, она считала убийцей и сумела бы его извести, но к той поре над ней взяла верх невестка. Невестка с мужем повели хозяйство по-ученому, купили машины, гнали воду из реки Куса на плантации кукурузы и хлопка, кормили рабов и даже врачевали, как хороший хозяин врачует скотину. Они богатели, купили городской дом не в Гадсдене, а в Афинах и много земли на Элк-ривер и на правом берегу полноводной Теннесси. Наполеон, чтобы не остаться в долгу перед благостынью небес, женился и наконец-то принял на свои плечи заботы о вдове с пятью детьми. Старшую девочку, Джуди, увезли в афинский господский дом, ей исполнилось 14 лет, и на сто миль вокруг не было девушки красивее. Наполеон снова стал рабом, вспоминал многодетных вдов Филадельфии и Нью-Йорка, свободных и голодных, печалился, что на них падает долгая зима, сырость подвалов, погоня за куском хлеба, что нет с ними алабамского солнца, светлой воды Теннесси и щедрой земли, которая и без башмаков согревает ступни. Но дело пошло к войне, и в молодого хозяина вселился дьявол, будто он с женой для того и наживали деньги, чтобы тратиться на армейских лошадей, на седла и фургоны, на австрийские и английские ружья в заморских ящиках, из Нового Орлеана, на порох и дедовские сабли, скупленные со всего штата. Он оставил пылиться в каретном сарае парижское ландо, открыл в Гадсдене волонтерское депо и набрал конный полк. Усадьбы на Элк-ривер и на берегу Теннесси отныне знали только кавалерийский постой, солдатский разгул и разорение. Негры жили в страхе, честь раба, и без того жалкая, и сама его жизнь зависели уже не от хозяев, а от произвола кондотьеров. А хозяин, новоиспеченный майор, вспомнил, что Наполеон — беглый, и Наполеон проклял день, когда он привел в методистскую церковь вдову; теперь не знала снисхождения ни она, ни ее дети. Одна Джуди жила с хозяйкой среди цветов и в сытости. Майор со своими кавалеристами уступил Афины 18-му Огайовскому полку бригады Турчина, видел, как негры встретили северян, и, прискакав к себе на Элк-ривер, согнал рабов в амбар. Месяц тянулся домашний арест, потом негров стали под охраной водить на работы. Наполеон узнал о вторичном взятии Афин северянами и о том, что солдатами командует полковник Джон Турчин. Однажды он увидел меня близко, я с офицерами возвращался в Афины, а кучка рабов пряталась за кизиловыми кустами, опасаясь выдать себя. Наполеон узнал меня, он не решился бы бежать и теперь, но его нашла стряпуха из Афин, она рассказала, что Джуди увезли из города и доставят в суд, где она должна подтвердить, что при вторичном взятии Афин ее изнасиловали солдаты-северяне. Если она откажется, ее отдадут в руки мятежных кавалеристов. Наполеон задумал искать меня в Афинах, но перед зданием суда его настигли.

Надин меняла мокрую салфетку на лбу Наполеона, смачивала губы, и они тут же сохли. Плантация вернула Наполеону сухость мышц, грудь подымало и опускало судорожным дыханием, сила была в его руках, вытянутых вдоль тела, в длинных ногах, — им была коротка кровать Скотта, грубые, сбитые ступни темнели на весу, — только черный, вздутый живот напоминал о скором конце. Боль безгласно жила внутри его плоти, в красноте закатывающихся вверх глаз, в вытягивающихся, как перед воем, губах, в стиснутых до скрипа челюстях.

— Кто эти негры? — Я сел на раскладной стул.

— Люди… мистер Турчин…

— Не трать сил, не повторяй всякий раз мое имя.

— Хорошо, мистер Турчин.

— Почему ты не подождал меня в лагере?

— Боялся опоздать…

— Зачем тебя убивали негры? Не белые — негры!

Он с усилием повернул голову, смотрел, тот ли я Турчин?

— Хозяин прикажет, и раб убьет раба. О-о! Если бы наших господ не одолевала спесь и они дали бы рабам свободу, Юг получил бы черную армию…

— Они боятся дать вам ружья.

— Бог ослепил ваших врагов и отнял у них разум…