Где поселится кузнец

И тут же я выкинул его из головы; люди в зале были мне ближе, я давал отчет своим согражданам.

Сабуров не искал меня при выходе из Брайен-холла. Прошли десятилетия, прежде чем я, еще единожды в жизни, увидел его: белого старика и все того же барина.

Междуглавье шестое

«…после судебного разбирательства Турчин вернулся в Чикаго, где ему были оказаны чуть ли не королевские почести: население города было возмущено решением военного трибунала. Один личный друг Турчиных, оставшийся в живых ветеран 19-го Иллинойского, впоследствии рассказал автору этих строк о публичном приеме, который был дан в их честь в бывшем Брайен-холле в Чикаго, где сейчас опера. Это был капитан Джон Янг, ныне видный человек в электропромышленности. Он тогда был в отпуске по ранению. Он сказал, что такой овации еще никому не устраивали в Чикаго, чье население было прекрасно осведомлено о заслугах 19-го Иллинойского. Собралась такая толпа, что здание не могло вместить всех людей. В разгаре торжеств какой-то офицер армии Соединенных Штатов прошагал по проходу на арену и вручил полковнику Турчину приказ о производствеего в бригадные генералы, который по просьбе президента Линкольна был выслан ему прямо в Чикаго; это было одно из многих популярных решений, которые президент Линкольн принял для смягчения народного гнева на военную бюрократию. Но Линкольн считал, что и сам Грант умер бы, возможно, „не получив никаких почестей, неоплаканным и невоспетым“.

А когда огромная аудитория, собравшаяся в Брайен-холле, узнала, какой именно приказ доставил этот военный вестовой их любимому чикагскому солдату, разразилась такая буря аплодисментов, которая во многом вознаградила генерала Турчина и его жену за никчемное унижение, которому они подверглись.

Турчины сразу же вернулись на фронт, более популярные, чем когда-либо, и в армии, и в народе вообще»[22].

Книга третья

Глава тридцатая

А Вашингтон, возвысив меня, забыл о новоиспеченном, неудобном генерале. И правда, чего еще нужно вояке: ведь спасли честь, за уши вытащили из грязи, подарили генерала, а с тем и указали дорогу к должностям и пенсионной кассе. Линкольн презентовал мне генеральский патент, как французский монарх дарит верноподданному пряжку, как наш незабвенный — ордена, как лорд Пальмерстон — парламентскую улыбку. Президент забыл обо мне среди многих забот, и, оскорбленный, я снял новый мундир и облачился в — старый, полковничий, поруганный. Подвигнутый просьбами моих друзей, Ричард Йейтс напомнил обо мне Линкольну, и президент начертал на его письме резолюцию, показав много доброты и мало решительности: «При отсутствии возражений со стороны военного министра и генерала Хэлика я буду очень рад, если генералу Турчину дадут бригаду, составленную, при возможности, из частей по его собственному выбору, и пошлют туда, где сейчас перед нами стоят боевые задачи, в Кентукки».