«Мне остается только выяснить, когда же на латинском языке выработалась та богатая литература, которую мы называем классическою? Конечно, не раньше, чем образовался и сам латинский язык из итальянского под влиянием культурных греческих колонистов. А эти колонисты не могли появиться в южной Италии раньше изобретения кораблей дальнего плавания, и уже одно это обстоятельство, при доказанной мною (во второй книге «Христос») несостоятельность легенд о Тире и Сидоне, показывает, что выработка латинского языка не могла начаться в Италии до начала нашей эры и даже до тех пор, пока сношения между эллинским востоком и романским западом стали постоянными. В наше время господства эволюционной теории во всем органическом мире, когда самопроизвольное зарождение не только людей и крупных животных, но даже блох из сырости и грязи подвергнуто учеными остракизму, когда теория геологических катастроф Кювье давно уже опровергнута Ляйэлем, трудно представить себе, каким образом еще остается в исторических науках старинная метафизическая идея о внезапных появлениях и внезапных бесследных исчезновениях высоко-развитых человеческих культур. Возьмем хотя бы наши современные представления о латинской классической литературе. Относительно ее внезапного появления еще можно сказать, что до сих пор, пока не подвергнута сомнению древность такой же греческой литературы (а я это сделаю далее), такой необыкновенный случай можно объяснить посторонней прививкой: «начитавшись, мол, греческих писателей, итальянцы стали и сами писать такие же вещи, приспособив, как мы видели и свой собственный язык к греческим грамматическим формам и звуковому составу
». Что может быть проще этого? Такое происхождение латинской литературы подтвердит даже и мою теорию происхождения латинского языка и будет в полном согласии и с современными явлениями жизни, например, с быстротой прививкой западноевропейской беллетристики и поэзии в России». Что касается Тира и Сидона, то Морозов считает, что найденные историками на восточном побережье эти города, никакого отношения к легендарным Тиру и Сидону не имеют: ««Единственным разумным решением вопроса здесь служит только одно: подобно тому, как законодательство Моисея и Арона было отправлено с Везувия на Синай, да вдобавок еще и отодвинуто на тысячу слишком лет назад, так и латино-греческая классическая литература возникла накануне неоклассицизма, главным образом, в Средней и Южной Европе, на тогдашних международных языках, но была апокрифирована фиктивными древними авторами, самые имена которых были вымышлены тогда же или просто служили псевдонимами, а в некоторых редких случаях могли, конечно, принадлежать и действительным писателям начала средних веков, сочинения которых были забыты. С этой точки зрения и та «кухонная латынь», на которой написаны средневековые клерикальные и научные сочинения, является не перерождением классической латыни, а ее предшественницей, и сам латинский язык в своем начале был языком священников и монахов, а не ученых. Это был такой же священный язык, как и церковно-славянский в русском богослужении и русской церковной литературе, и если мы хотим познакомиться с ним в том виде, каким он был в древности, то нам надо идти его послушать не в наши аудитории, а в католическую церковь, и читать не Виргилия и Горация, а тамошние латинские молитвенники и «Жития Святых»… «Церковныя латынь» первых ее основателей, священников, сильно развилась в своей фразеологии, обогатилась придаточными предложениями и превратилась накануне эпохи Возрождения в обычную классическую латынь, которую и преподавали потом в классических гимназиях».
«Средневековый латинский язык (т.е. еще носивший многочисленные следы современных ему живых средневековых говоров) существовал вплоть до эпохи Возрождения, ― говорит В.А. Богородицкий ― и лишь потом был восстановлен древнелатинский язык». И вот, вся моя разница в воззрениях на этот предмет с нашим ученейшим сравнительным языковедом заключается лишь в одном слоге: вместо восстановлен, я говорю установлен». Практически со всем, о чем пишет Морозов, можно согласиться, только в одном он не прав, что послужило, что дало импульс возникновению Возрождения в Европе.