Где рождаются циклоны

Двор между двумя домиками с освещенными луною цинковыми крышами, точно покрытыми инеем. Букет пальм, выделяющихся на фоне молочного неба. Голу­боватый свет, настолько сильный, что при нем можно читать. Во дворе толпа мужчины и женщины, белые костюмы, пенюары и мадрасские платки, менее яркие, при ночном освещении. Картина фантастическая. Вся эта публика болтает в ожидании бала.

Сегодня там-там в честь кандидата.

Раздаются глухие удары, сначала редкие, затем ускоренные, потом снова замедленные; отчетливая, но мягкая барабанная дробь. Три музыканта, одетые в синие костюмы, в бесформенных мягких шляпах сидят, согнувшись, и бьют в обтянутые свиной кожей бара­баны, находящиеся у них между колен.

Видно, как их черные, нервные руки ударяют но коже, сначала медленно и дико, затем быстро и яростно, с резкими перерывами.

Звуки там-тама действуют угнетающе, в них слы­шится угроза. Они вызывают в памяти затерянные в зарослях селения; ведь это ритм той военной пля­ски, которую исполняют индейцы племени Сарамака, на берегах великой реки.

Чем дальше играют музыканты, тем больше они сгибаются. Вот они совершенно нагнулись, чуть не ка­саются носом земли. Танцующие разделяются: кавалеры становятся с одной стороны, дамы с другой, одни про­тив других. Они начинают петь. Монотонная мелодия, в которой слова повторяются без конца, сопровождаются ударами там-тама, отбивающими такт. Сегодня вечером танцующие выдумали следующий стишок:

„Он будет плясать, наш депутат!"

Эту фразу они будут повторять без конца, пока­чивая туловище, с поднятой головой и глазами, уста­вленными в одну точку.

Весь танец заключается в медленном покачивании. Дамы стоят почти неподвижно и только слегка при­поднимают юбки, как бы собираясь сделать реверанс.

Мужчины шевелят животом и задом; эти движения красноречивы и неприличны. Шаг вперед, шаг назад.

Высокий негр, одетый в белое, с круглой соломенной шляпой на голове, гибкий, худой и расхлябанный, про­изводит медленные и в то же время какие-то неистовые движения. С похотливым видом, он отворачивает фалды своей куртки, упирается руками в пахи и двигает взад и вперед животом. Таким образом он доходит до стоя­щей против него самки, потом отодвигается в сторону, с вытянутыми руками и опущенными кистями рук, со­вершенно, как насторожившийся шимпанзе.

Понемногу бал оживляется. Но темп танца не уско­ряется. Эго все те же покачивания пенюаров и белых костюмов, в дымке лунного света, под глубоким, усы­панным звездами небом. У мужчин во рту папиросы, огонек которых бросает отблеск на их лоснящиеся ли­ца. Поют громким голосом; кричат; удары там-тама усиливаются, выбивают дробь, похожую на град, потом замедляются и вдруг обрываются.

С самого начала вечера, перед нами крутится жен­щина, плавно размахивая трехцветным флагом. Четыре бумажных фонаря висят на протянутой поперек двора веревке. Один из них вспыхивает и падает; подни­мается вой. Какой-то негр с откинутой назад головой и вылезающими из орбит глазами, корчится всем те­лом. В этих конвульсивных движениях и в этом иска­женном лице есть что-то трагическое.

Лунный свет скользит по белым, красным и оранже­вым платьям. Под навесом галлереи сидит женщина, косой луч месяца озаряет ее лоснящееся лицо.

Ритм там-тама ускоряется; черные руки двигаются с удивительной быстротой. Танцуют с каким-то не­истовством. Дамы шевелят бедрами все с большей и большей похотливостью и прижимаются к своим ка­валерам.

Это непрестанное покачивание тела, этот медленный темп грустной мелодии похожи на прилив и отлив. И все время гнусавые голоса поют этот дурацкий, навяз­чивый куплет:

„Он будет плясать, наш депутат!"

Колдовство.

Есть слово, которое здесь произносят только в пол­голоса, с таинственным и испуганным видом; это слово „пиай". „Пиай“ — означает нечто неопределенное, но крайне опасное. Креольские дамы и негритянки не лю­бят, когда его произносят перед ними. Несмотря на это они, по большей части, хорошо умеют пользоваться „пиайем". Такой-то умер от неизвестной болезни. Это значит, что он подвергся „пиайю". Другой сломал себе ногу: на него навели „пиай“. И если вы пренебре­гаете пылкими излияниями какой-нибудь влюбленной в вас особы, берегитесь, на вас напустят „пиай“.

„Пиай“ — это оккультная сила, которая безжалостно поражает вас; это или любовный напиток, или яд ме­сти; невидимое проклятие врага; проткнутая иголкой фигура из воска; волос, смоченный в настойке из лиан.

Существовавшая века тому назад магия еще не умерла. Здесь у каждого есть свои формулы, чтобы узнавать судьбу и отводить дурной глаз.

Сидящие у своих хижин старые негритянки мно­гое могли бы рассказать по этому поводу.

Молодая девушка влюблена. Стоит ей положить в кровать своего возлюбленного бутылочку с пером ко­либри, волос и кусочек обстриженного ногтя, и она мо­жет быть спокойна, что возлюбленный ей не изменит. Но не нужно никому сообщать этот рецепт. Иначе "пиай“ теряет свою силу.