– Ступайте! – горько вымолвил он. – И помните о том, что я вам сказал. Потом будете ведь жалеть, что не послушались, да только поздно будет!
С этим зловещим напутствием мы удалились из кабинета.
– Хочу домой, – внезапно сказал Ласточкин, когда мы шли по коридору. – Надоело всё. И все надоели.
Мы собирались спокойно перекусить, позвонить Андрею и обсудить план действий, но не тут-то было. Только мы вымыли руки и прошли в кабинет, только Павел успел снять куртку и повесить ее на вешалку, как дверь распахнулась, грохнув створкой о стену, и в кабинет влетела разъяренная мать Парамонова. Она начала с того, что швырнула в меня стопку бумаг, которые мирно лежали на столе. Мы! Как мы смели! Выкапывать ее сына! Да она нас изничтожит, живьем зароет в землю, добьется нашего увольнения! Она сделает так, что нас с Ласточкиным даже дворниками не возьмут! Да кто мы такие? Да какое мы имеем право!
– Может, вам вызвать доктора, Наталья Петровна? – любезно осведомился Ласточкин, которому все эти вопли и истерики были не впервой. – А то вы очень уж смахиваете на буйнопомешанную.
Старуха стала шипеть, как змея, и наступать на него. Ах он, продажная полицейская сука! Нет, она этого так не оставит, видит бог, не оставит! Мы еще пожалеем! И эта сука (это обо мне) тоже пожалеет, что вообще родилась на свет!
– Ладно, старая шлюха, – прозвенел от дверей знакомый спокойный голос. – Кончай концерт и пошла вон отсюда. Я сказал, вон!
Честное слово, я почти обрадовалась появлению Арбатова с его громилами. Но Наталья Петровна… Я никогда не видела, чтобы человек так сдулся, как проколотый воздушный шарик. Она съежилась, как побитая собачонка, и метнула на Арбатова взгляд, полный огнедышащей ненависти. Мелкими шажками она просеменила к двери, но на прощанье все-таки не удержалась и злобно выплюнула:
– Вы еще пожалеете об этом. Все пожалеете!
– Брысь! – коротко ответил Арбатов. Парамонова, съежившись еще сильнее, вышла, очень тихо притворив за собой дверь.
Я пожала плечами и стала подбирать бумаги, которые рассыпались по полу. Арбатов присел на корточки и стал мне помогать. Бросив взгляд на Ласточкина, я увидела, что мой напарник явно недоволен. Интересно, что именно его так рассердило? Слова Тихомирова? Визит старой дамы? Или, быть может, что-то еще?
– Резко ты ее тормознул, – сказал Ласточкин.
– Почему? – отозвался Юрий Данилович. – Очень даже по существу. Тебе бы не помешало с ее биографией ознакомиться. – И тут же, без перехода: – Ты уже звонил графологам?
– Нет.
– А стоило бы позвонить.
Ласточкин дернул щекой, взял телефонную трубку и набрал номер. Закончив короткий разговор, он вернул трубку на место.
– Что говорят эксперты? – поинтересовалась я, садясь за стол.
Мой напарник большим и указательным пальцами потер углы рта. Когда он так делал, это обычно означало, что он находится в сильном смущении.
– Эксперты утверждают, – голос его звучал на редкость безжизненно, – что все письма написаны почерком Парамонова.
– Значит, это не подделка? – спросила я.
– Нет. – Он устало облокотился о стол. Чувствовалось, что неожиданное заключение экспертов выбило его из колеи.
– Именно поэтому его мать так резво прискакала к вам, – сказал Арбатов, безошибочно выбрав для себя тот свободный стул, который не шатался. – Она отлично знает, что сын жив, и боится за него.
Я взглянула на Юрия и про себя подумала, что старой мегере определенно есть чего бояться.
– Вздор, – неожиданно заметил Ласточкин.
От звука его голоса я аж подпрыгнула на месте:
– Что?
– Да вздор все это! – со злостью закричал Ласточкин. – Как вы себе это представляете? Он живет где-то в районе Арбата, пишет жене письма и опускает их в почтовый ящик? Так, что ли? А как же тогда быть с отпечатками? Нет его отпечатков на последнем письме, нет, нет!
– Но ведь эксперты… – начала я.
– Да плевать я хотел на экспертов! – отмахнулся Ласточкин. – Ты хоть знаешь, какие штукари бывают в этом деле? Эти, мать их, виртуозы, которым подделать чужой почерк – раз плюнуть! И что, часто их ловят? А эксперты разве никогда не заблуждаются? Помнишь то дурацкое дело о завещании? То ли была там подпись подделана, то ли нет, и сначала решили, что да, а потом все-таки оказалось, что нет. Ну так там тоже эксперты были – ого-го! А в нашем случае, – тут Ласточкин посмотрел прямо в глаза Арбатову, – ведь и заказчик конкретный имеется. Ну и чего он хочет? Найти Парамонова. Прекрасно, стало быть, это почерк Парамонова. Вот и все!
– Значит, – промолвил Арбатов в пространство, – несмотря на заключение графологической экспертизы, ты думаешь, что не Парамонов пишет эти письма. Так, что ли?
– Да не мог он писать их! Просто – не мог! Это нонсенс!
– А как же тогда быть с поведением его матери? – продолжал Арбатов.
– А что в нем особенного? – удивился Ласточкин. – Любой человек поступил бы на ее месте точно так же.
– Я так понимаю, – заметил Арбатов негромко, – капитан не возражал бы против того, чтобы гражданин Парамонов оставался мертвым.