Где-то на земле есть рай

…Так быстро? Боже, а я даже глаза не накрасила!

Но все мысли разом вылетели у меня из головы, как только я увидела здание. Что? Вас интересует, в каком оно было стиле? Пожалуйста. Стиль – умри от восторга! Всюду стекло, зеркала, хромированные поверхности. Вавилонская башня, прилетевшая к нам прямиком из Нью-Йорка и приземлившаяся аккурат в самом центре Москвы. Сердце мое начинает кусать нехорошая зависть. Сколько же у него денег, у этого мерзавца?

Ласточкин придерживает меня за локоть.

– Оружие пока не доставай, – скороговоркой говорит он мне на ухо. – Держись начеку и будь готова ко всему. Эх, черт, зря мы бронежилеты не надели!

Антипенко, как Наполеон, летит впереди. Ноздри его раздуваются, он машет удостоверением, как вымпелом. Сегодня его день, определенно.

– Спокойно! Пропустить! Опергруппа! На каком этаже Арбатов?

Охранники молчат.

– На последнем, – блеет какая-то секретарша, которая с бумагами оказалась в вестибюле.

Антипенко оглядывается:

– Володя, Миша, вы остаетесь здесь! Остальные – за мной!

У лифтов – толпа народу. Очень хорошо одетого народу, спешу подчеркнуть. Когда все эти секретари, клерки, менеджеры и топ-менеджеры видят представителей власти, с ними сразу же происходит капитальная метаморфоза. Опрокинутые лица. В глазах два вопроса: кто виноват, то бишь кого берут, и что делать.

– Пропустите! – командует Антипенко. – Нет, прошу прощения, вам сюда нельзя.

Оттеснив клерков от лифтов, мы возносимся на вершину человеческого благополучия, а выражаясь русским языком, – на самый последний этаж, с которого открывается изумительная панорама. При мысли, что я сейчас увижу Арбатова и в моем присутствии на него будут надевать наручники, мне становится совсем нехорошо. Нет, лучше бы я осталась в вестибюле, сторожить вход вместе с Володей и Мишей.

Коридор. Нам навстречу быстрым шагом идут служащие, секретарши с бумагами и папками, и все они, заметив нас, замедляют шаг и вжимаются в стены. Так, очень хорошо… приемная. Интересно, картина Дали на стене – это копия или нет?

Завидев нас, личная секретарша господина Арбатова срывается с места. Глаза ее горят праведным гневом. Мы вторглись на ее территорию! Ну, сейчас она нам задаст!

– Куда вы? – кричит эта крыска в костюме цвета розовой пудры и с платочком на шее, распространяющая вокруг себя запах восхитительных духов. – Туда нельзя! Юрий Данилович занят!

– Значит, мы его побеспокоим, – отвечает Антипенко, отодвигая ее в сторону.

Нет, мне надо было все-таки накрасить глаза. Честно.

Юрий Арбатов, одетый в умопомрачительный костюм антрацитового цвета, сидел за столом, а напротив него в почтительной позе стоял господин в бежевом костюме, также весьма недурственно скроенном. Даже лысина господина поблескивала от усердия.

Арбатов изучал какие-то таблицы, которые ему, судя по всему, принес тот самый господин, и оттого не сразу поднял голову, когда открылась дверь.

– Я же велел меня не беспокоить, – сказал он раздраженным тоном, предназначенным, очевидно, для секретарши.

– И тем не менее побеспокоиться придется, – отозвался Андрей.

Арбатов медленно поднял голову, увидел ордер в руках Андрея, людей с решительными лицами, Ласточкина, который стоял с невозмутимым видом, и, наконец, его взгляд упал на меня.

– Это еще что? – непривычно тяжелым тоном осведомился он.

– Ордер на обыск и арест, – отозвался Антипенко. – Хотите ознакомиться?

Бежевый костюм позеленел.

– Я, пожалуй… – несчастным голосом начал он, – я, Юрий Данилович, лучше в другой раз зайду.

Арбатов дернул щекой, и бежевый, приняв это за знак согласия, вышел из кабинета, пятясь задом и натыкаясь на мебель.

– Это произвол, – сказал Арбатов, не сводя с меня огненного взгляда, от которого я начала себя чувствовать как на раскаленной сковородке.

– Ничего подобного, – отозвался Антипенко. – Все по закону… Приступайте к обыску, ребята.

Двое из оперов подошли к столу. Арбатов поднялся с места.

– Могу я узнать хотя бы, – теперь он не говорил, а шипел, почти не двигая губами, – причину моего ареста?

– Пожалуйста, – спокойно ответил Андрей. – Вы обвиняетесь в убийстве банкира Георгия Лазарева и его жены, известной актрисы и певицы Алисы Лазаревой.

– Ну, это, знаете ли… – начал Арбатов, покрываясь пятнами, которые, надо сказать, плохо гармонировали с его темно-серым костюмом, но тут дверь распахнулась и в кабинет решительным шагом вошли трое уже знакомых мне удальцов. Причем двое из них держали в руках автоматы, а третий ограничился пистолетом, вид которого, впрочем, все равно не внушал мне никакого доверия.

– А ну, убирайтесь отсюда! – заорал тот из охранников, который питал пристрастие к велосипедным цепям из чистого золота. Теперь, впрочем, он был одет вполне прилично, и только на запястье его поблескивали внушительных размеров золотые часы.

Антипенко распрямился.

– Вооруженное сопротивление при аресте – отягчающее вину обстоятельство, – ледяным тоном сказал он. – Арбатов, уйми своих отморозков.

Теперь у всех оперов тоже было в руках оружие, но никто не решался начать перестрелку первым, прекрасно понимая, к каким последствиям это может привести. К тому же Арбатов был стиснут операми со всех сторон, и в случае, если бы его охрана открыла огонь, не факт, что ему удалось бы уцелеть.

– Шеф, на крыше вертолет! – взмолился охранник. – Бросайте все и делайте ноги!

Рот Андрея дернулся.

– Бросай оружие! – заорал он. – Арбатов, скажи им!

То ли сыграло свою роль обращение на «ты», которого Арбатов терпеть не мог, то ли свойственный ему дух упрямства и нежелание сдаваться до конца, но только он выставил вперед подбородок и, сузив глаза, процедил:

– Пошел к черту.

С каждой секундой положение становилось все хуже. Не колеблясь более, я подняла пистолет и приставила дуло к затылку Арбатова.

– Кто шевельнется – я выстрелю, – сказала я. – Убит при аресте, и никаких хлопот.

– Ты это, того, в натуре, чего творишь? – возмутился красноречивый охранник-поезд.

– Оружие на пол, – сказала я. – Живо!

Не сводя с меня взгляда, охранники молча повиновались. Опера набросились на них, уложили на пол и заковали в наручники.

– Черт, его надо увозить отсюда! – рявкнул Андрей. – В этом здании слишком много швали. Ласточкин! Обыскать здесь все! Лев, следи за этими уродами, чтобы не рыпались! Пошли, Лиза. Отвезем товарища к нам для допроса. – Он покачал головой: – Но ты, конечно, молодец, я даже не ожидал от тебя такого! – Он толкнул Арбатова в спину: – Шагай!

Втроем мы вышли из кабинета. Секретарша кричала в трубку что-то такое, что Андрею активно не понравилось. Он подлетел к ней и выхватил у нее телефон:

– Значит, жаловаться, да? В камеру захотела?

Он стал наступать на нее, и она упала на стул.

– Сюда, – сказал Арбатов, поправляя костюм.

– Лифты там, – отрезала я.

– А мой лифт здесь. – Он достал из кармана какую-то карточку и с любопытством посмотрел на меня: – А вы молодец, Лиза. Действительно молодец. Только вот пистолетик надо было снять с предохранителя. Вам повезло, что мои охранники такие болваны.

– Я вовсе не собиралась вас убивать, – пожала я плечами.

– Я это учту, – с загадочной улыбкой ответил он. – А вот и мой лифт.

Он вставил в щель карточку, и через мгновение дверца кабины отъехала в сторону. Мы с моим пленником вошли внутрь. Увы, я как-то упустила из виду, что из-за перепалки с секретаршей Антипенко немного отстал.

– Подождите! – крикнул он, подбегая. – Лиза, стой!

Но Арбатов ужом скользнул к кнопке, и дверца кабины тотчас затворилась. Лифт пришел в движение.

Каюсь, первым делом я сунула руку за пистолетом, но Арбатов заметил мой жест и только улыбнулся. Он поглядел в зеркало и поправил галстук.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – От вас я бежать никуда не собираюсь.

Я оторопело посмотрела на него, собираясь требовать объяснений, однако в следующее мгновение откуда-то сверху донесся грохот взрыва. Кабина заскрежетала и заходила ходуном. С сухим треском лопнули оборвавшиеся тросы, и лифт, стремительно набирая скорость, полетел по шахте вниз.