Ночью мне снились беспокойные сны. Будто бы некто, разительно похожий на моего напарника, подарил мне огромный букет цветов, но, как только я взяла его в руки, из бутонов цветов выскочили какие-то малоприятные личности и стали весело палить в меня. Я хотела ужаснуться, но не могла, потому что из пистолетов вырывалось конфетти. В общем, это был самый обыкновенный кошмар.
Следующий день я помню довольно смутно. Кажется, меня грызла досада на то, что расследование Зарубина так блестяще продвигается, а у нас на руках по-прежнему нет никаких козырей. Мы заехали к Косте и забрали официальное заключение по поводу Парамонова. Тихомиров только глянул на документ и пожелтел не хуже своих любимых лимонов.
– Да, ребята, – промолвил он, сокрушенно качая головой, – глубоко копаете! И что у вас за манера такая – нарываться на ровном месте…
За окнами шелестела гроза. Когда она закончилась, мы были уже в частной клинике на другом берегу Москвы-реки, куда нас пустили с большой неохотой. Клиника эта принадлежала мужу Лады, сестры Владислава Парамонова, и занимались в ней в основном пластическими операциями, омолаживающими процедурами и тому подобной чепухой, на которую современные люди согласны тратить какие угодно деньги. Ибо красота, как известно, требует жертв, но прежде всего – денежных.
Нам пришлось прождать около часа, после чего владелец клиники принял нас. Кирилл Васильевич был по-королевски обходителен и по-королевски же величав. Весь женский персонал клиники, а также все пациентки смотрели на него влюбленными глазами, и можете мне поверить, было от чего. Он излучал представительность, надежность и спокойствие. Сразу же учуяв во мне слабое звено, он сделал комплимент моей внешности и намекнул, что она стала бы еще совершеннее, если бы я слегка подправила нос. Он даже готов рискнуть и сделать мне скидку в целых пять процентов, если я соглашусь на операцию. Вы можете смеяться надо мной, но, беседуя с этим обходительным хмырем, я прямо-таки неопреодолимо ощутила собственную ущербность, которая до этого дня умудрялась как-то от меня скрываться. Нос! Мой нос не такой, каким должен быть согласно последней пластической моде этого сезона, а следовательно, вся я тоже не такая. Один шаг до совершенства – значит, никакого совершенства, а все из-за того, что мой же собственный нос меня предал. Какое горе! Какая чудовищная несправедливость! Какая злобная, отвратительная усмешка природы! И все же мне невероятно повезло, ибо рядом находится добрый, душевный, все понимающий кудесник со скальпелем. Пять процентов скидки! Всего пять процентов, и меня ждет нирвана. Райское блаженство ничто по сравнению с исправленным носом! Соглашайтесь, завтра будет поздно, потому что скидка действует далеко не всегда. Скажите «да», яхонтовая вы моя, иначе неминуемо останетесь с носом! Ну так как? Решено?
– Эти операции по исправлению носа… – ввинтился в разговор Ласточкин. – Я правильно понимаю, что хрящи для них и всякий подсобный материал берется у трупов?
Все-таки я обожаю своего напарника. И не только потому, что он порядочный, храбрый, умный и всякое такое, но и за это умение выбрать момент и сказать заветное слово именно тогда, когда оно должно прозвучать. Глупая рыбка – читай Синеокова – вяло трепыхалась в сетях хитрого хирурга, и тут подоспел Ласточкин. От его замечания опытнейший Кирилл Васильевич явно опешил. Сеть слов, которыми он опутывал меня, расплелась. И-и-их! Пальцем в глаз, говорите? Да нет, это был натуральный удар под дых! Чистый нокаут!
– Мы предпочитаем называть это донорским материалом, – делает попытку подняться уложенный на обе лопатки соперник. Но, судя по тому, как он говорит – сквозь зубы, – он и сам отлично сознает свое поражение.
– А вы всегда спрашиваете согласие у доноров? – невинно интересуется Ласточкин.
– Вся документация у нас в полном порядке, – бросается в атаку Кирилл Васильевич. – Я не ошибаюсь, вы пришли ко мне поговорить именно об этом или о чем-то другом?
– Вы не ошибаетесь, – заверил его Ласточкин и кратко обрисовал суть дела. Совершенно случайно выяснилось, что в могиле Владислава Парамонова обнаружился кто-то другой, так нет ли у почтенного хирурга каких-нибудь соображений по этому поводу?
Следует отдать Кириллу Васильевичу должное: он даже не пытался скрыть свое изумление, а если и попытался, это ему плохо удалось. Нет, он не знал, не предполагал и даже в мыслях не подозревал ничего подобного. Конечно, Слава был, э-э, то есть не только был, но и остался довольно своеобразной личностью, но чтобы выкинуть такое… это выше всякого человеческого понимания. Впрочем, не переставая изумляться, хирург все-таки не преминул поинтересоваться, а какое отношение все происходящее имеет к нему лично.
– Никакого, – отвечал мой напарник с широкой улыбкой. – Если, конечно, не вы сами сделали ему пластическую операцию и помогли скрыться.
Кирилл Васильевич как-то настороженно взглянул на Ласточкина, но уже через мгновение овладел собой и весьма непринужденно рассмеялся.
– Это лучшая шутка, которую я когда-либо слышал, – заявил он.
– Похоже, вас окружают люди без чувства юмора, – без всякой улыбки ответил ему Ласточкин. Однако хирурга, судя по всему, было не так-то легко взять, и он только желчно прищурился.
– А что заставляет вас думать, что я замешан в этом? – спросил он.
– Вы были женаты на сестре Парамонова, – отозвался Ласточкин.
– На Ладе? Ну и что? Из этого вовсе не следует, что я обязательно должен был помогать ее брату.
Он был совершенно прав. Но мой напарник тоже умел держать удар. Он ясно улыбнулся и повернулся к двери.
– Будем надеяться, что Юрий Данилович признает ваши доводы обоснованными, – как бы невзначай уронил он на прощание. – Идем, Лиза.
– Постойте, постойте, – проговорил хирург нам вслед. – А при чем тут Юрий Данилович?
– А вы не догадались? – прищурился Ласточкин.
– Но как же… Но ведь…
На Кирилла Васильевича было жалко смотреть. Он весь взмок от страха. Ласточкин дошел до двери и медленно обернулся.
– Если вы что-то знаете, – с расстановкой промолвил он, – лучше скажите об этом нам. Уверяю, вам это зачтется. А не скажете – вам же будет хуже.
Он не сказал, кем именно зачтется. Да, наверное, этого и не требовалось. За долю секунды Кирилл Васильевич взвесил прошлое и будущее, прикинул возможные риски и осложнения – и без всяких колебаний пошел на попятный.
– Подождите, – сказал он. Мы, впрочем, и так никуда особо не торопились. – Кое-что мне и впрямь известно. Только должен вас сразу же предупредить, что этого слишком мало. И потом, я ни в чем не уверен. Понимаете ли, мы со Славой и в самом деле никогда не были друзьями.
– Я уже это понял, – отозвался Ласточкин, не произнося вслух окончание фразы: «…по той скорости, с какой вы его сдали». – Но вы не волнуйтесь, ваши сведения попадут в хорошие руки. Итак?