Где-то на земле есть рай

Зарубин предъявил нам увеличенные фотографии Максима Решетова, предполагаемого убийцы Агриппины, а также фото его автомобиля, и стал выспрашивать, не заметили ли мы, как подозреваемый выходил из дома, и не видели ли мы поблизости его тачку? Через некоторое время подошел и Колесников, который притащил с собой целую стопку газет.

– Что, журналюги все не унимаются? – процедил сквозь зубы Стас.

– Нет, – ответил капитан, кладя газеты ему на стол. Верхняя при этом соскользнула и упала на пол. Ласточкин, сидевший рядом, наклонился подобрать ее. Я изучала фотографию Максима, которую мне предъявил Зарубин, и оттого не сразу обратила внимание на странное выражение лица моего напарника. Колесников тревожно кашлянул в кулак.

– В чем дело, Паша? – внезапно спросил Стас.

Я подняла глаза от фотографии. Ласточкин был хмур. Нет, какое там хмур! Он внезапно сделался мрачен, как завзятый лотерейщик, который узнал, что джекпот выпал его соседу по лестничной площадке.

– Это кто? – сухо спросил Ласточкин, разворачивая газету – обыкновенный желтушный листок – первой страницей к операм.

Зарубин подался вперед и удивленно вскинул брови.

– Там же написано, – отозвался он. – Это Геннадий Маховиков, один из ассистентов покойной Агриппины. А в чем дело, собственно?

– Ни в чем. – Ласточкин глубоко вздохнул: – Я осел. Вот в чем дело.

После этих слов в кабинете воцарилась тишина – такая отчетливая, что в ней было бы слышно, если бы даже чихнул комар.

– Где он живет, ты знаешь? – спросил капитан.

Зарубин пару раз мигнул:

– Конечно. Мы его допрашивали…

– Немедленно, – не сказал, а как-то прошипел сквозь зубы мой напарник. – Группу захвата. И ордер на арест. Какой же я идиот!

Колесников схватился за телефонную трубку, но поглядел на лицо Ласточкина и решил, что проще сходить самому.

– Павел, – начал Зарубин, когда дверь за капитаном затворилась, – ты должен сейчас же мне все объяснить. Потому что я ну совершенно ничего не понимаю.

– Ты-то ясно, ты с ним не сталкивался, – зло ответил Ласточкин. – Но я-то хорош! Ведь окна – это его стиль, он почти всегда так работал! Черт, какая жалость, что не я вел это дело! Сколько усилий удалось бы сэкономить! Я бы его сразу же узнал, несмотря на то что он сменил фамилию.

– Сменил фамилию? – насторожился Зарубин. – Постой, ты имеешь в виду, что Геннадий Маховиков на самом деле никакой не Маховиков?

– Нет, – коротко ответил мой напарник. – В ту пору, когда я арестовал эту гниду, его звали Симонов, Геннадий Симонов. Он проходил по делу группы мошенников, которые занимались махинациями с недвижимостью. Честно тебе скажу, Стас: такой изворотливой твари, как этот Симонов, я еще не встречал, а я ведь до того многое повидал.

Зарубин молчал, сосредоточенно покусывая нижнюю губу.

– То есть ты считаешь, что убийца – это он?

– Наверняка. И все это как-то связано с пропавшими деньгами. Прости, Стас, что я тебе голову заморочил. Никакие личные счеты тут ни при чем.

– Ты сказал, что окна – его стиль, – вмешалась я. – У него что, такая манера убивать?

Ласточкин бросил на меня беглый взгляд.

– Никого он не убивал, – коротко бросил он.

– Постой, – изумился Зарубин, – но ведь ты только что сказал…

– Сказать-то сказал, но, Стас, сразу же приготовься к тому, что его причастность к убийствам доказать будет очень трудно. Он гипнотизер, понимаешь? Очень мощный и сильный гипнотизер.

Я начала понимать.

– Ты имеешь в виду, – медленно начал Зарубин, – что он гипнотизировал свои жертвы и давал им команду покончить с собой?

– Угадал. Хотя на самом деле все было не так просто. Под гипнозом он давал человеку установку броситься из окна, как только он услышит определенную фразу. Потом Геннадий выводил человека из гипноза, и тот сразу же забывал о том, что с ним было. Клиент благодарил Симонова и уходил, а через некоторое время гипнотизер шел в место, где его все видели, и звонил жертве по телефону. Тогда-то он и произносил заветную фразу. Дальше все понятно: человек выбрасывается из окна, полиция ведет следствие, а пока суть да дело, мошенники, с которыми Геннадий сотрудничал, продавали квартиру жертвы.

– И как же вы их поймали? – спросила я.

Ласточкин усмехнулся: