Где-то на земле есть рай

– Я же говорю, он из чрезвычайно богатой семьи. А мадам Стародубцева – пардон, великая ясновидящая – очень любила деньги. Что, если в какой-то момент она решила шантажировать Максима? Типа, вот я великая колдунья, гони бабки, не то наведу ужасную порчу. А когда Максим отказался и с его девушкой произошло несчастье, он мог связать это с угрозами Агриппины. И сделать очень нехорошие выводы, особенно если он искренне любил эту Лену Еремину. Какое-то время он, вероятно, крепился, но незадолго до первой годовщины гибели девушки начал мстить. Мы теперь стараемся держать в поле зрения главных служащих Агриппины, потому что не исключено, что тремя жертвами дело не ограничится. А пока… пока мы объявили Максима Решетова в розыск.

– Мать, конечно, была против, – заметил Ласточкин.

– Да нет, я бы не сказал, – возразил Зарубин. – Его ведь две недели уже нет дома. Она даже частных сыщиков наняла, да все без толку. Конечно, она не верит в то, что ее сын кого-то убил, но ты же знаешь этих родителей – они все одинаковые. Вдобавок, как я понял, она работает как одержимая, времени на сына у нее особо нет и никогда не было, о его делах она почти ничего не знает. Такие родители никогда не заметят, что их ребенок оказался на краю или перешагнул черту, и так оно всегда и бывает.

– Ну, ребенок – это слишком сильно сказано для двадцатисемилетнего лба, – заметила я.

Колесников махнул рукой:

– Если бы т-ты видела, Лиза, как она с ним носится… Он ведь у нее единственный сын. Это т-тоже очень плохо, кстати, – когда один ребенок, который фактически растет сам по себе. Главное, я бы не сказал, что она п-плохая мать. Просто в сутках всего двадцать четыре часа, и все эти двадцать четыре часа ей приходится работать, чтобы удержаться на плаву. Времени ни на кого нет – даже на себя, не то что на других. Вот и получилось то, что получилось.

– Значит, он пока у вас единственный подозреваемый? – сказал Ласточкин. – Ну что ж, честно говоря, я с самого начала предполагал, что будет нечто подобное.

– Да помним мы, помним, – проворчал Зарубин. – А что у вас с этим двойным убийством? Есть какие-нибудь зацепки?

– Да, в общем-то, не слишком много, – ответил Ласточкин и принялся рассказывать.

Глава 5

Пятница, 12 апреля – суббота, 13 апреля

Тупик… Мы уперлись в тупик.

Оба наших дела застряли – и ни туда ни сюда. Хорошо Зарубину с Колесниковым – они практически нашли отгадку, разослали ориентировки и сидят себе, в ус не дуют. А у нас…

Полный швах.

Самое противное в нашей работе – это вот такое состояние, когда вроде что-то вырисовывается, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что ничего у тебя нет. По делу Лазаревых – кто звонил, кто убил, в чьих интересах, ни черта не понятно. Мы с Ласточкиным долго и настойчиво беседовали с матерью Алисы, с первым мужем, с прислугой. Расспросили даже мальчика Сашу, который после убийства матери замкнулся в себе, и каждое слово из него приходилось вытаскивать прямо-таки клещами. И всюду натыкались на одно и то же – на всевластное, вселяющее отчаяние «нет». Нет, Алиса Лазарева не называла никаких конкретных имен. Нет, она никого не подозревала. Нет, она никому не звонила и ни с кем не делилась никакими догадками. Нет! Нет! Нет!

По делу воскресшего из мертвых Парамонова – тоже ничего. Никаких следов. Никаких намеков на отгадку. Со стороны его семьи – молчаливая враждебность. Подруги тире любовницы всеми средствами уходят от прямых ответов. Они ничего не знают, не помнят, у них вообще другая жизнь. Ах, Слава Парамонов убил четырех человек, чтобы замаскировать свое исчезновение? Ну и что? Кого интересуют какие-то жалкие охранники, шофер и человек со сломанной рукой, чье имя нам так и не удалось установить? Единственное, что нам удалось узнать, так это то, что незадолго до «смерти» Парамонова с его счетов испарились гигантские суммы денег, но и эта информация была получена совершенно неофициальным путем.

А дальше что? Ну, подготовил свой отход, сымитировал свое убийство, чтобы скрыться, скорее всего, сделал пластику, сбежал за границу… И вернулся, невзирая на угрозу со стороны Арбатова, – вернулся только для того, чтобы изводить свою жену дышащими ревностью записками. Бред!

– Рыбников совершенно точно работает на Арбатова, – рассуждала я, покачиваясь на задних ножках стула. – При таком раскладе более чем вероятно, что твоя старая догадка верна. Помнишь, ты говорил о том, что эти письма могли быть инспирированы Арбатовым для того, чтобы спровоцировать Ларису Парамонову и проследить за ее реакцией?

– Да, но ведь сам Арбатов это отрицал, – возразил Ласточкин. – Или ты что, уже не веришь ему?

– Не знаю, – буркнула я. – Но ведь кто-то зачем-то должен был писать эти письма!

Назавтра после полудня хлынул ливень. Я забежала в арку, досадуя на то, что оставила дома зонт. Кто-то придержал меня за локоть.

– Не так быстро, девушка, – произнес над самым моим ухом знакомый голос, в котором проскальзывали веселые нотки.

– Никогда не подходите ко мне сзади, – проворчала я, высвобождаясь.