Где-то на земле есть рай

– Ты хочешь сказать, что он был художником?

– Или пианистом, – отозвался Костя. – В общем, что-нибудь вроде этого.

– Спасибо, – искренне сказала я. – Большое спасибо.

– Лично я бы все-таки поставил на художника, – продолжал Костя, – потому что пианист – всего лишь исполнитель, а я думаю, этот парень занимался творчеством. В общем, если я окажусь прав насчет художника, купите мне банку кофе. А то мой весь кончился.

– Ладно, – сказала я. – Договорились.

– Передавай Паше привет, – сказал Костя и отключился.

– Ну что? – спросил мой напарник, когда я положила трубку.

– Говорит, художник, – сказала я.

– Значит, так оно и есть, – отозвался Ласточкин. – Ищи художника.

И я снова берусь за компьютерную мышку. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.

* * *

– Алло! Мне нужно поговорить с Василисой Румянцевой.

– Я вас слушаю. А вы кто?

– Это вас из полиции беспокоят. Вы подавали заявление об исчезновении Алексея Роднянского, помните?

– Ой, да, верно! А вы что же, нашли его?

Ну да, вот так я возьму и бухну, где и в каком именно виде мы его нашли. Нет, так нельзя.

– Видите ли, мы не совсем уверены.

– Ну, на нем были джинсы, голубая майка…

Славная девушка, даже по голосу чувствуется, что славная. И голос приятный – молодой, открытый. Между прочим, это меня Ласточкин учил вслушиваться в голоса, чтобы определить характер человека. Вот так-то!

Я терпеливо выслушиваю описание одежды, которая мне совершенно точно ни к чему. На самом деле меня интересуют другие подробности.

– А что с ним случилось? – спрашивает Василиса.

– Пока не можем сказать, – казенным тоном отвечаю я. – Вы в заявлении указали, что Алексей художник. Это правда?

– Да, – охотно подтверждает она. – У нас была хорошая компания: я, Леша, Яшка… Мы вообще студенты, а Леша, то есть Алексей, он уже отучился.

– Сколько ему было лет?

– Тридцать два, а что?

Черт! Зря я сказала «было». Уже из этой оговорки можно сделать далеко идущие выводы, а я не хочу пугать Василису – мне еще многое нужно у нее узнать.

– Вы хорошо его знали?

Неудачный вопрос. Тон девушки становится на несколько градусов холоднее.

– Допустим, ну и что?

В трубке слышно какое-то постороннее бурчание, что-то вроде: «Кто это звонит? Пошли его», и встревоженный ответ Василисы: «Это из полиции по поводу Леши…»

– Что ты делаешь?! – возмущается Василиса приглушенно. – Отдай!

Поздно: трубкой уже завладел кто-то посторонний.

– Алло! – говорит он не переносящим возражений тоном. – Я, конечно, не знаю, кто вы и зачем звоните…

– Яша, отдай! – возмущается Василиса где-то на другом конце провода.

– Уйди! Извините, но, по-моему, все это ерунда. Леша и раньше часто исчезал без предупреждения, и вот Василиса вбила себе в голову невесть что, потому что он обещал ей позвонить… А он, придурок, не позвонил, вот она и побежала в полицию, типа, он пропал. А вы что, его нашли?

Ну, с таким, как этот самоуверенный тип, церемониться ни к чему.

– Вероятно, – отвечаю я.

– Что значит вероятно? Вот дают, ей-богу!

– Понимаете, – говорю я, – я работаю в отделе убийств и не имею права разглашать информацию. Передайте трубку девушке.

Слово «убийство» его слегка отрезвило.

– Нет, ну…

– Передайте трубку Василисе, я должна уточнить у нее кое-что.

Больше не протестуя, Яша передает ей трубку.

– Да? – кричит девушка.

– Если вы хорошо знали Алексея, наверное, вы сумеете мне помочь. Скажите, у него случайно не было перелома левой руки?

– Ой, – удивленно говорит Василиса, – а откуда вы знаете? У него был какой-то жуткий двойной перелом, когда он был мальчиком… Он мне жаловался, что когда погода меняется, так рука принимается ныть.

Все, покупаю банку самого лучшего кофе и несу его Косте. Паша был прав: он действительно специалист, да еще какой!

– А вы не скажете, – робко спрашивает Василиса, – что с ним случилось? Он обещал мне позвонить, да так и не позвонил.

Яша на другом конце Москвы бурчит что-то невразумительное, но я предпочитаю не вслушиваться в его слова.

– К сожалению, – стараясь говорить как можно мягче, отвечаю я, – произошло несчастье… Ваш друг погиб. Мы расследуем его смерть, и поэтому нам надо знать, что он делал в последнее время. Он ничего вам не говорил? Каковы были его планы?

– Нет, ну… – начинает Василиса, и по ее тону я понимаю, что она готова заплакать. – Планы? Он… он рисовал… много рисовал… Портреты делал на заказ, пейзажи…

– Он упоминал при вас имя Владислава Парамонова? Вспомните, это может оказаться очень важно!

– Нет… – растерянно говорит Василиса. И тут меня осеняет:

– Среди его знакомых случайно не было некой Екатерины Дашкевич? Она работала в клинике пластической хирургии.

– Да-да, она была! – радостно кричит девушка. – А откуда вы знаете? Ой, извините… я совсем забыла… Да, она купила у него одну картину, когда у Леши совсем не было денег… Я с ней почти не пересекалась, но Леша говорил, она часто приходила посмотреть, как он работает.

Все ясно – или почти все. Остаются только мелкие детали.

– Скажите, Алексей ведь был одиноким человеком? Ни семьи, ни родных, разве что несколько знакомых…