— Так, девушки, распишитесь, в пятницу у нас мероприятие, — подходит, как только они занимают свои рабочие места, Леон.
— Какое мероприятие?
— Пока неизвестно, но по плану нам нужно проводить не меньше одного мероприятия в неделю. Скорее всего, это будет либо командные спортивные соревнования, либо праздник однополых семей.
— Но у нас нет семей, — изумляется Ника.
— Вы должны присутствовать, в качестве поддержки людей одного пола взявших на себя нелёгкую обязанность растить детей. Или, может быть, ты желаешь получить «Чёрный маркер»?
— Это невыносимо, — ворчит, расписываясь, Ника.
Верона одёргивает её, сама она расписывается, не произнося ни слова.
— Хорошая фигура, — касаясь талии Вероны, говорит Леон. — Ты записана в гимнастическую секцию?
— Нет, — отвечает Верона.
— Надо записаться, будешь представлять нас на соревнованиях.
Верона молчит.
— Не могу так больше, — начинает Ника, когда Леон уходит. — Почему мы должны это терпеть? Никто не спрашивает нас о наших желаниях. Иди туда, делай то. С нами обращаются так, как будто мы никто.
Верона молчит, надо молчать. С теми, кто недоволен сначала проведут беседу, а затем просто поставят в единой гражданской электронной базе данных напротив твоего идентификатора «Чёрный маркер», и на этом всё, твоя жизнь закончится, тебя больше нигде не возьмут на работу, если маркер станет красным — заблокируют все твои счета.
— Нам надо в этом месяце ещё заработать всего лишь по одному баллу эффективности, — уговаривает подругу Верона.
— Знаю, знаю, — бормочет Ника. — Эффективность, куда же без неё. Мы должны быть активными членами современного общества.
Надо делать то, что тебе говорят, и тогда тебя оставят в покое. Хотя бы ночью, ты будешь свободен. Никто не будет обращать на тебя внимания, пока ты считаешься благонадёжным гражданином.
— Сходим на тренинг послезавтра, получим недостающий бал, — пытается успокоить подругу Верона. — В следующем месяце пойдём на курсы повышения квалификации, после них продлим наши рабочие лицензии…
— Какая-то глупая, бесполезная жизнь. Зачем это всё? — шёпотом спрашивает у подруги Ника.
Надо молчать, их везде могут услышать, и Верона молчит. Она направляет свой взгляд в окно. Бледное небо встречает его полосой растрёпанных туч.
— Иди сегодня на обед одна, — говорит Ника Вероне.
У Вероны снова есть полчаса, чтобы вырваться из серых бетонных стен.
— Через три дня время сдачи отчётов, — гремит голос шефа в коридоре.
Верона на улице. Поток людей подхватывает её.
Её невесомое фисташковое платье скрывают собою линии строгих серых пиджаков. Она — частичка сегодняшнего дня, становится таковой, только когда ей удаётся выбраться из общего течения.
Кафе, блинчик с корицей, свежий сок. Можно посидеть и помечтать. Пятнадцать минут у неё есть на то, чтобы взглянуть на птиц, севших на карниз и покачать головой в такт движениям зелёной ветки.
Город сегодня бледен, сер. Он, как будто в ожидании чего-то.
Тепло, но не жарко.
Пора возвращаться. Верона успевает забежать под навес до того, как ливень, тёплый, шумный срывается с неба. Капли барабанят по окнам.
— Не вымокла? — спрашивает Ника.
Лишь несколько капель дождя легли на фисташковое платье, утонув в его цветочном узоре.
В конце дня «Иди сегодня домой без меня», — говорит Ника подруге.
Верона одна. Улицы шумны, дождь окончен. Город блестит серым глянцем влаги. Верона ступает на тротуар, и отражение неба касается её бежевых туфель. Она идёт в свежей прохладе уходящего дня.
Прежде, чем сесть на автобус, она заходит в здание с двумя высокими шпилями. Внутри шумно.
— Пиво, — просит она.
Получив увесистую кружку с густым пенным напитком, садиться в угол.
Огромный зал переполнен. Смех, болтовня. Голос каждого тонет в общем гуле.
Здание ещё не утратило величавость старинных стен. Оно хранит на них росписи сюжетов с тем, чьё распятие висело когда-то здесь, но его сняли.
Верона смотрит вверх. Паб открыт недавно, а до того долгое время здание пустовало. До сих пор стены украшают скульптуры и оставшиеся нетронутыми картины. Всё это атрибуты прошлого культа. Центром его был тот, распятье которого убрали, чтобы не омрачать видом его страданий это место. Бледно-зелёные стены хранят на себе слова. Верона читает, бросая взгляд туда, где сохранились старинные фразы. Росписи стен рассказывают о чём-то древнем, забытом, от них веет невиданным теплом.
Кое-где в золочёные рамы уже вставлена реклама. Со временем здесь всё переделают.
Почему ей так спокойно здесь, несмотря на рёв чужих голосов?
Верона вздыхает, пора возвращаться. Она встаёт, проходит пару десятков шагов и, в своём фисташковом платье, будто сама становится кусочком этих стен, сомкнувших над ней свои своды. Стук её каблучков утопает в многоголосном хмельном гуле.
— Вам надо быть осторожнее, — слышит она тихий голос рядом с собой.
Она оборачивается, мужчина, молодой, с красивыми и немного печальными глазами подхватывает её под локоть и увлекает за собой. Они идут среди шумных столов, как обычная пара только что познакомившихся в пабе людей.