Где ты, бабье лето?

В последний раз Егор Кузьмич был в совхозе Рождественском весной и проехал с директором и парторгом — тогда Филатовым — почти по всем направлениям доступных дорог, живо интересовался хозяйством, подметил соответствие его с проектом нового землеустройства, подробно выспрашивал о «неперспективных» селах и остался довольным, что в проекте их меньше, чем в утвержденном списке. И Зимина запросто, словно в обыкновенном человеческом разговоре, не лишенном искренних восклицаний и сетований, высказала недоумение по поводу сселения деревень.

Она, конечно, надеялась на расположение Егора Кузьмича и, когда ехала в Москву, гоняла в уме мыслишки относительно дач, болот и Лебедушек.

Но в громадном строгом кабинете, в присутствии работников, говоривших вроде и свободно, но почтительно-сдержанно и как бы имея два в уме, она поняла, что соображения ее не укреплены теоретически выстроенными доказательствами. Не эмоции же выдавать за железную государственную необходимость. И не стала начинать разговора. Обмолвилась только, что с постройкой нового дома деревня Холсты («Помните, вы отметили особо?») оживилась, как бы воспрянула духом. Правда, на свой страх и риск, она, Зимина, предлагала приезжим рабочим поставить там дом-другой, но пока отказались, опасаясь, видно, за будущее. «Я тоже не понимаю, почему человек, корнями ушедший в землю, должен покидать гнездо, облюбованное, насиженное дедами-прадедами, — сказал Егор Кузьмич. — Но у нас с вами есть еще противники. Думаю, на ближайшем пленуме Центральный Комитет рассмотрит это положение».

Зимина достигла черты, за которой мысли, волнения, ощущения оформлялись в решимость. Обычно, придя к заключению, она начинала действовать и была уже неотступна, касалось ли это застройки Центральной усадьбы, возведения коровника в «неперспективном» Сапунове или перехода бригад на подрядный метод.

Неделю сочиняла она записку, ход которой предполагался в самые высокие инстанции. Предлагала она вместо болота в Городищах отдать под дачи городской администрации брошенные усадьбы в деревне Лебедушки, прежде большой, а теперь дошедшей («доведенной!») до десяти домов.

Рассуждение выглядело примерно так. Болото в Городищах — гать, только убьет и поглотит силы и средства. Осушить — это значит прорыть в разных направлениях (искрестить территорию!) рвы и канавы. Болото заключено в кольцо леса (служит перемычкой между большим и малым лесными массивами), дорогу проводить к нему придется через лес, а значит — валить деревья, валить подрост. До лесу от шоссе пройдет она по узкой полосе лугов вдоль Рузы. Там и так-то неудобно обрабатывать поля — механизаторы называют их «испытательным полигоном». А тут отнимут добрую часть поля. В общей сложности площадь дороги будет равняться площади под участки — какая выгода совхозу?

Итак, пострадает лес, бесценное богатство, как случилось уже на территории, отведенной под дачи министерства. Да разве уследишь, как пойдут исчезать деревья? От дымов упадут, захиреют сосны. Осушка болота, внедрение человека в мир леса (а оно состоится!) нарушит экологическое равновесие. Добрый щедрый кус русской природы будет утрачен.

Если предположить, что с великими затратами и ухищреньями дорога и дачи будут все же построены, вот тогда-то и начнется главное издевательство над людьми! Надорвутся, пока удобрят и разработают свои соточки.

А в то же время сколько ухоженных, удобренных, обработанных участков в Лебедушках пропадает десятки лет. Если бы дачи тех министерских служащих пристроили в том удобном для всех месте, люди снимали бы уже яблоки (дома увозятся, кустарники и деревья остаются!), выращивали овощи, а глядишь, развели бы и кроликов, птицу. На каждой усадьбе можно расположить два-три домика.

И тогда рвался из сердца крик: кому это выгодно?! Чтобы десятки лет лежала земля заброшенной, одичавшей? Совхозу? Сельскому совету? Горисполкому? Что же, значит, нет никому до нее никакого дела?!

Еще спрашивала она, как скоро удастся свезти бульдозерами фундаменты огромной деревни? И люди пока живут — городские наследники, продать свои дома не могут — никто из работников совхоза переселяться в деревню, отдаленную от культурных точек, не желает (и этого она не понимает: дом — личная собственность, у нас не отмененная, почему ее надо брать в шоры?). Сколько лет простоит еще деревня, «как нищенка в лохмотьях» (по выражению одной старой женщины). А придется сносить — много ли выгадаем? Холмы, на которых расположены Лебедушки, прибавят лишь неудобную пашню. И провести дорогу туда дешевле, чем на болото в Городищах.

В конце Зимина писала, что совхоз не возражает начать строительство дач не на болоте, а на фундаментах в Лебедушках. А если устарели какие-то пункты и параграфы в земельном законодательстве, не пора ли пересмотреть?

Записка требовала поддержки. Если бы секретарь горкома приложил письмо, что одобряет, не возражает, записка могла бы сработать в короткие сроки.