Где ты, Маленький 'Птиль'

-- Пилли! Он украл меня, чтобы обменять на Орика!

-- Странный ход. Что-то здесь не то.

-- Я боюсь, что он все расскажет об Орике в квистории.

-- Какой Орик заложник, если и другие члены оппозиции воюют против квистории? Да Орика могли и видеть в момент боя. Не то здесь что-то.

-- Да, но я жив, а,Урк вылезет и начнет действовать.

-- Он будет воевать в отрядах квистории, вот и все.

-- Я его ненавижу, -- сказал я.

-- Резонно. Ты у нас вообще умница.

-- Пилли!

-- Что "Пилли"?! Лежи тихо, а я пойду, пора...

-- Да, да, иди, Пилли, иди. А они не бомбят нижний город?

-- Представить подобную бомбежку может только такой дурачок, как ты. Толщина "потолка" нижнего города внушительна и имеет мощнейшую прокладку. Не бомбят, а стараются его отбить, взять через спуски в него.

-- А как вообще положение, общее?

-- Ситуация в наших руках. Но у них лучше техника и ее больше, а армия -- это профессионалы, а повстанцы -- нет.

-- Но геллы! -- сказал я.

-- Если бы ты видел, как они гибнут, -- как дети; иногда такое ощущение, что они лишены всякой осторожности -- безрассудная месть за столетия рабства. Их трудно сдерживать. -- Это все она произнесла совсем тихо, из-за Латы.

-- Что еще, ну, скажи же? -- настаивал я.

-- Доктор Бамбус придет навестить тебя.

-- Да я не об этом! Где Фи-лол, а,Тул, а,Шарт?

-- Все живы! Погиб Палиф, помнишь, ученый по биополям?

-- Ка-ак?!

-- Он взорвал одну из казарм квистории с тысячами солдат.

-- А Олиф, Кирст как, ну, ученые? -- спросил я.

-- У Рольта. Воюют. Кстати, их группа захватила еще пару таких же фигур, как уль Патр.

-- А сам -- то где, Горгонерр?

-- Слухи подтвердились, у него есть свой подземный город -- мощнейшая крепость. Слухи, что он там.

-- А как в стране, а? В других местах.

-- Раньше наши позиции были потверже. Тюрьмы пустуют. Началась война -всех в тюрьмах перестреляли.

-- Пилли, что же будет, а?

-- Мы победим, -- сказала Пилли. -- Но будет очень много крови. Это такая война, которую мы не имеем права проиграть, иначе...

Заработал ее коммуникатор, ее вызывали -- полно раненых.

Пилли ушла, и тот ее укол, который сбил мне температуру и разбудил меня, теперь подействовал усыпляюще, и я снова уснул. Вообще, когда Пилли произнесла слово "температура", на меня пахнуло чем-то земным, домашним и привычным. Я уснул легко, спокойно и спал, кажется, долго и уютно как-то, так что потом, когда пробудился, тоже долго лежал, не отдавая себе толком отчета в том, проснулся я или все же не до конца, и что это продолжается во мне -- жизнь, или сон, похожий на жизнь. В какой-то момент лицо Орика склонилось ко мне, а руки мягко легли на плечи (я открыл глаза, или они и были открыты?), но и надавили потом мне на плечи, чуть сильнее...

-- Это я, -- сказал он, улыбаясь. -- Привет, Митя!

-- Может, я сплю? Что-то я запутался. -- И я крепко сжал его руку.

-- Да, поволновались мы за тебя, -- сказал он. -- Рольт благодарит тебя. Все в порядке: Рест и Митар у него.

-- Мне они понравились. -- сказал я. -- Все казалось, что они не тем занимаются, не с той стороны воюют.

-- Твоя подсказка моро -- не убивать их, -- была правильной. Огромное спасибо.

-- А что же с отцом, а? Орик!

-- Я говорил с ним два часа назад, -- сказал Орик. -- Все в порядке. Он под Тарнфилом.

-- Пока в порядке, -- сказал я, покачав головой.

-- Он хочет воевать за нас -- и все тут, -- сказал Орик, будто бы не слыша моего "пока". Здесь ситуация была яснее ясного: папа думал и о Земле -- попробуй запрети ему держать в руках автомат.

-- Понятно, -- вздохнул я. -- Только я не знаю, что с ним, и жив ли он в данную секунду.

А потом вдруг все завертелось у меня перед глазами, что-то вскрикнула, отворив дверь в квартиру. Лата, завизжала Мики, Орик резко обернулся, встал, заслоняя от меня вход в комнату (меня, спящего, видно, перетащили), потом сделал шаг в сторону -- и я увидел папу! Живого! С забинтованной головой и рукой, но живого, живого! Я пулей дунул с кровати, и мы обнялись, как-то сразу втроем: он, я и Орик.

-- Уф, сынок, -- сказал папа. -- Кажется, мы встретились, а?! -- И он захохотал. Да, наверное, не сладко ему пришлось в этих боях, если он, увидев меня, захохотал: хохотать -- это уж никогда не было ему свойственно.

-- А что с рукой, с головой? -- спросил я. -- А, папа?

-- Царапины, -- сказал он. -- Пустяки.

-- Сириус у Оли? -- спросил я.

-- У Оли твой Сириус, у Оли, успокойся, -- сказал он. Потом добавил, кивнув на Орика: -- Сейчас будет сложный разговор. Сейчас уль Орик будет решать мою судьбу. Не так ли, уль Орик?

-- Буду, -- сказал Орик. Папа сказал:

-- Если я вернусь в отряд...

-- Вот именно, если, -- сказал Орик.

-- ... а Латор воюет, -- продолжал папа, -- то, может быть, Митьку оставить здесь, у Латора, если Лата не против?

-- Ну что вы! -- воскликнула Лата. -- Конечно, не против!

-- А если вы мне, уль Орик, воевать запретите...

-- Запрещу, -- сказал Орик.

-- ... то тогда где же мы будем жить с сыном? Тесно.

-- Да мы все поместимся, -- сказала Лата, -- что вы!

-- Что вы намерены сделать со мной, уль Орик?

-- Запретить вам принимать участие в войне.

-- Почему? -- спросил папа. -- Ну почему?