Где ты, рай?

Рядом с Цезарем стоит ужасный лейтенант Брэдли, которого заключенные прозвали Котом, вовсе не только из-за его зеленых глаз, но и потому, что он как офицер, присутствующий при исполнении приговоров, следит, чтобы девятиконечный кнут буквально снимал кожу со спины жертвы за малейший проступок. Он кричит палачу, если он не вкладывает всю свою силу в удары: «Пусть «кошка» танцует, бей или она запляшет на твоей спине!»

«Поехали быстрее, Брайент, мы должны выйти и поймать «индейцев».

«Поймать «индейцев», сэр?»

«Да, губернатор хочет поймать не менее двух для моего друга мистера Пейджета, чтобы он немного попрактиковался в языке. Если Цезарь не хочет болтаться на виселице за свою последнюю попытку к бегству, он должен доставить губернатору двух дикарей».

«Но сэр, если мы нападем на них, мы не сможем больше посещать устричные банки, так как у нас нет оружия, а поблизости живет немало их соплеменников».

«Что по-твоему, каналья, означает приказ губернатора привести двух индейцев?»

Цезарь обещает надушенному коротышке: «До захода солнца у вас в цепях будут не менее двух индейцев, сэр».

«Я надеюсь также на тебя, ниггер, в противном случае через несколько дней вороны попируют на твоей голове».

Противостоять лейтенанту Брэдли для Вильяма значит получить добрую порцию ударов кнутом и, кроме того, потерять работу, поэтому он вместе с Джозефом созывает своих товарищей, и вся компания отправляется в путь на баркасе. Брэдли и Цезарь, вооруженные, укрываются на дне лодки, когда она подходит к устричным банкам.

Аборигены находятся там, как обычно, и подают приветливые знаки друзьям, но, как только баркас уткнулся носом в берег, Брэдли и Цезарь выскакивают из своего укрытия и направляют ружья в сторону аборигенов, которые убегают в заросли. Пуля ранит молодого мужчину в ногу, и двум охотникам на людей удается его поймать, поскольку он не может догнать своих товарищей.

Таким образом был пойман Беннелонг — второй абориген, который, словно подопытный кролик, должен помочь сплотить повседневную жизнь черных и белых людей. Однако в противоположность тому, что произошло с Арабару, опыт с Беннелонгом в известной степени удался. Для этого было много причин. Самая важная, может, та, что эпидемия оспы настолько уменьшила численность аборигенов, что сопротивление европейцам практически стало невозможным. Может быть, следует иметь в виду и характер самого Беннелонга. Оказалось, что он легче приспосабливается к образу жизни белых людей, чем его предшественник. Он скоро приобрел вкус к европейской пище и напиткам, и его держат как любимое животное в губернаторском доме. Тенч описывает его как «человека приятной наружности, хорошо сложенного, со смелым мужественным взглядом, который свидетельствует об упорстве и жажде мести». Другие называют его «общительным и любезным».

Надо признать, что Беннелонг делает некоторые «успехи». Он обучается немного говорить по-английски, надевает европейскую одежду и начинает умываться. Хотя ему разрешается приходить и уходить когда угодно, он предпочитает находиться в колонии и на опушке леса; недалеко от скромного жилища Вильяма и Мэри он строит себе еще меньшее жилище, которое не более чем укрытие от ветра, куда иногда приходят навестить его сестры и братья (корни аборигенов, живущих остатками со стола европейцев, уходят к ютящемуся в шалаше семейству Беннелонга). За ним вскоре последовали другие аборигены[27].

2

В июне 1790 года сам губернатор Артур Филлип почти утрачивает веру в возможность дальнейшего существования поселения в районе бухты Сидней. В предыдущем году «Сириус» в мае месяце вернулся из Капстада с небольшим грузом пшеницы, и это был весь запас продовольствия, доставленный в Сидней с тех пор, как первая флотилия высадила свыше тысячи человек в новой колонии. Сначала пришлось сократить дневные рационы на 2/3, затем последовали дополнительные сокращения, и в конечном итоге губернатор был вынужден распорядиться, что каждый заключенный, так же как и солдат морской пехоты, может сам сколько угодно ловить рыбу и собирать листья сарсапарильи и что все колонисты, как вольные, так и отбывающие наказание, могут передвигаться за пределами поселения при дневном свете, чтобы раздобыть больше еды. Одновременно губернатор установил смертную кару за малейшую попытку украсть продукты из правительственных складов или присвоить себе рыбу или дичь, пойманную по заданию колониальной администрации. В довершение всех невзгод начался сухой сезон, большинство водотоков пересохло и исчезло в трещинах, и миллионы насекомых, крупные жалящие слепни и распространяющие лихорадку комары набросились на жалких, оборванных жителей колонии. Многие морские пехотинцы и заключенные вынуждены были ходить босиком. Цинга и дизентерия собирали свою дань, и численность населения сократилась менее чем до 700 человек.