Читаем Где ты, рай? полностью

«Ты врешь! — Вильям рванулся к Пейджету, но его удержал солдат, схватив его за наручники. — Все это ложь и выдумки».

«Это скоро установит суд», — произносит прокурор и отдает распоряжение, чтобы два солдата отправились к Рыбачьей бухте и провели обыск в хижине. Заседание суда объявляется закрытым, и слушание дела переносится на следующий день. Утром один из посланных солдат делает отчет и предъявляет завернутые в бумагу две монеты по кроне каждая, которые он и его товарищи выкопали в углу хижины Вильяма Брайента.

Вильям продолжает уверять в своей невиновности, но судья Коллинз воспринимает дело иначе. «Вильям Брайент, суд признал вас виновным в очень серьезном нарушении закона в нашем обществе, которое в настоящее время испытывает нехватку в продуктах питания. Вы обманным путем присваивали себе продовольствие, принадлежавшее администрации колонии, и, так же как любой другой колонист, должны знать, какое наказание полагается за это. Хотите ли вы что-то добавить, прежде чем суд определит его?»

«Только то, что я невиновен, ваша милость!»

Капитан Коллинз подает знак, чтобы все поднялись. Затем он оглашает приговор:

«Вильям, суд признал вас виновным и приговорил вас к смерти через повешение. Однако, учитывая вашу преданность делу, проявленную ранее, в частности на транспортном судне «Шарлотта», по просьбе доктора Уайта и милости губернатора, приговор заменен ссылкой на остров Норфолк при первой же возможности. Кроме того, вы получите 100 ударов кнутом. Пост рыбака вы потеряли. Ваша жена и ребенок должны немедленно освободить жилище. Отсюда вас увезут в тюрьму, где вы будете оставаться до отправки на остров Норфолк. Уведите заключенного».

На следующий день Вильяма приводят из арестантского помещения на учебный плац, где производятся казни и экзекуции. Его верхнюю часть тела обнажают. Вильяма привязывают к скамье у запястий и колен. Доктор Уайт присутствует как врач, а лейтенант Брэдли как офицер, следящий за исполнением приговора. Палач — здоровый тучный мужик, которого помиловали от виселицы, чтобы он взял на себя обязанности экзекутора. Однако он не злой человек. Когда он дает Вильяму тряпку кусать, он, улучив момент, шепчет: «Один из твоих друзей дал мне чаевые, и я не стану вкладывать всю силу в удары, если Кот не вмешается».

Но Брэдли как раз вмешивается. Уже после первого удара он кричит палачу:

«Исполняй свое дело, палач, или я позабочусь, чтобы тебя самого хорошенько выпороли».

«Девятихвостая кошка» (the cat-o-nine-tailer) применяется в той части мира, где вершится британское правосудие. Дума, на старой родине, она идет в ход в тюрьмах; на бортах как торговых, так и военных судов его величества экзекуции совершают боцман или его помощники. «Кошка» делается из девяти концов толстой веревки или шнура, каждый длиной около 40 сантиметров, перевязанных в толстый кнут. У каждого из «кошачьих хвостов» по три узла с промежутками между ними, внешние узлы, находящиеся почти у самых концов веревок, сдирают кожу, когда хвосты быстро касаются спины.

Некоторые жертвы «девятихвостой кошки» не могут перенести 100 ударов, и долг присутствующего при наказании врача вмешаться, если он считает, что жертва может умереть от мук. В этом случае экзекуция прерывается и возобновляется через одну или две недели, когда узник снова окажется в состоянии перенести остальную часть наказания.

Вильям Брайент — плотный мужчина, привыкший терпеть боль. Во время первой полудюжины ударов он держится молча, хотя в теле все трепетало всякий раз, когда палач в полную силу бил по обнаженной спине кнутом. С каждым последующим ударом он произносит «Боже мой» или «Сдержись во имя Христа». После первых двадцати ударов его спина стала похожа на гнилую печень, и каждый удар кнута срывает запекшуюся кровь. Палач хочет сделать перерыв, но Брэдли хищным взглядом следит за ним и требует как можно быстрее приводить хвосты «кошки» в состояние готовности, пока кровь с кнута стечет по его пальцам.

Вильям ощущает ужасную боль между лопатками под затылком каждый раз, когда орудие пытки поражает его. Боль распространяется до пальцев ног и рук, врезается в сердце, как будто входит в его тело. Промежутки между ударами тянутся так долго, что становится почти невыносимо, и все же очередной удар обрушивается слишком быстро. Теперь боль в легких ощущается сильнее, чем в спине. Он чувствует, как внутри все раскалывается. Он впивается зубами в тряпку, данную палачом, и почти прогрызает ее насквозь. Весь в крови, текущей с языка и губ или из внутренних частей тела, сотрясаясь от неистовой боли, он чуть живой, лицо его совсем почернело. Ободранная спина теперь напоминает кусок жареного мяса почти черного цвета.

На пятьдесят восьмом ударе доктор Уайт требует, чтобы палач прекратил экзекуцию. «Заключенный не может больше вытерпеть, — говорит он, — отведите его обратно в камеру».

«Он даже не в обмороке, — угрюмо замечает Брэдли. — Бьюсь об заклад, он выдержит еще десять ударов».

«Следуйте моим указаниям, или я подам на вас рапорт, ясно?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука