Где ты, там я. Сборник рассказов

– Да и вали себе на здоровье! – Акулька выпятила тощую грудь. – Тоже мне расхныкался! Тряпку ему, вишь, порвали… да ей полы в пору мыть.

– На себя посмотри!

И тут входная дверь негромко скрипнула ржавыми петлями. Четверка спорщиков замерла и мигом рассеялась по углам.

В дверном проеме показалась размытая в сумерках фигура. Прогнулись щербатые половицы под чьим-то легким шагом. «Апчхи!» – звонко чихнул незваный гость и протопал на кухню – тесный закуток за печкой, отгороженный остатками ситцевой занавески. Раздалось шорканье, потом чирканье и вот из закутка выплыл яркий огонек, осветивший темную избу и молодое женское лицо.

– Ой, ну и пылища тут, – женщина капнула воском на стол и прикрепила свечу. Огляделась вокруг. Поправила волосы и нервно хихикнула: – Надеюсь, Витюша не увидит, а то решит, что я ку-ку.

Она подошла к печке, провела рукой по треснувшей старой побелке, постояла в молчании, потом поставила рядом с железной дверцей небольшую плетеную корзину, и сама присела рядом на пятки.

– Домовой-домовой, пойдем с нами в новый дом, будешь там хозяйничать, за порядком глядеть, молочко пить, сладости есть, с нами шутить, с нами жить-поживать, добро всяческое наживать, – нараспев проговорила она. Помолчала, почесала нос. – Не знаю, есть ты, нет ли. Бабушка говорила, что есть. А бабушка у меня мудрая была. Травы знала и заговоры всякие. Я вот, дура глупая, не училась у нее. Теперь жалею. Дом мы с Витей в хорошем месте купили. Да только все порядка нет. То крыша потечет, то трещина пойдет по стене. Вот я и подумала, может, это оттого, что хозяина в доме нет, домового? Если ты есть, пойдем со мной, батюшка-домовой. Тебе у нас хорошо будет. У нас и банька есть. И банника можешь взять или еще кого. В нашей деревне домов-то много, есть где поселиться. Вот я тебе тут гостинцев принесла, мне бабушка-то говорила, что домовые любят штучки разные блестящие, да тряпочки. Ну, уж не обессудь, если не угодила… Тьфу, что я несу, что несу, – женщина громко рассмеялась и потрясла головой.

На дворе раздался рык мотора.

– Танюха! Тань! Ты где там застряла? Подай ключ разводной. Он в багажнике где-то…

Женщина вскочила и выбежала за дверь.

– Чё это? – раздался громкий шепот. – Эт чё?

Корзинка накренилась, раздалось шебуршание.

– Ой, ленточка! – воскликнула Акулька. – Пуговичка! Бууууусики! Оу!

– Цыц! – Глазырь встал рядом с корзинкой. – Положь на место! Продолжаем заседание домкома. На повестку ставлю голосование – кто за переезд?

– Глазыречек, да кто ж против-то будет? Дураков нема. Да ведь, Шаечкин?

– Ну, так-то оно, конечно, –Шайкин тоже проявился и заглянул в корзину. – И банька, говорит, есть. Так оно, может, и ничего? А, Фомич? Ты как, Фомич?

– Ну, вас звали, вы и езжайте. А мы уж, как-нибудь сами перебьемся, – буркнуло полено.

– Куда это мы без тебя поедем? Столько веков, почитай вместе, а тут одного тебя бросим? Ты это – кончай дурить.

– Не поеду. Вас звали, вы и езжайте!

– Она ж сказала, всех заберет, сколько есть. Выберешь себе дом по нраву. Будем, как и раньше в гости захаживать.

– Пирожки с мухами тебе печь буду, Фомич, – голос Акульки задрожал. – Как же я без тебя? Как же ты один тут? Я тогда тоже не поеду. Будем вместе век коротать. В лес уйдем. Лешего попрошу, кум он мне, выделит какой-никакой пенек. Устроимся как-нибудь.

– Ты это, чего, серьезно? – полено подпрыгнуло. Фомич проявился и уставился на Акульку выпуклыми глазками.

– Ну, так-то, да, – зарделась Акулька и смущенно шаркнула ножкой. – Я тебя давно привечаю. Лет так двести уже. А то не заметил, что первые пирожки с пылу-жару тебе достаются?

– Так это, – Фомич одернул рубаху, поправил ремень, – я ж тоже это, как бы давно на тебя заглядываюсь. Только вот случая все не было сказать.

– Ну, совет, да любовь, – хихикнул Шайкин. – По такому случаю подарок вам от меня. Держи вот, Фомич, дари своей раскрасавице. – И он протянул ладонь, на которой тускло отсвечивал золотом перстенек с синим камешком.

– Ах, ты ж, шишок банный! – всплеснула Акулька ручонками. – А валил-то на меня. Я, мол, колечко прибрала.

– Ну, я это… в компенсацию, – пробормотал Шайкин. – А чего он с цепкой в баню? Положено сымать, значит, того… сымай! Правило – оно правило. Не нами дадено, не нам отменять.

– Фомушка, поедем в новый дом, а? – Акулька взяла суженого под руку и предано заглянула в глаза.

– Не могу, – повесил голову Фомич. – Пока медаль свою не найду. Память это. Мы ж с моим полковником огонь, воду и медные трубы. А я не сберег. От воров уберег, от хапуг-наследничков уберег, да что тут говорить, – махнул он рукой. – Пойду, братушки, долю свою сиротскую мыкать. А ты, Акулинушка, езжай в новый дом, негоже тебе, красавице, век свой девичий с таким неудачником коротать.

– Я за тобой Фомич, хоть в лес, хоть по дрова, хоть в геенну огненную, пусть и нет ее, а все равно пойду! – Акулина напялила перстень и сжала кулачок, чтоб украшение не свалилось с тонких кривых пальцев.

– Фомич, – тихо позвал Глазырь, – а это, часом, не она?