Где валяются поцелуи. Париж

– Ничего. Только дружить становится все труднее. Ты начинаешь понимать, что дружба – это редкость, когда в будни пытаешься найти кого-нибудь, чтобы выпить. В итоге находишь, только не друга, а подругу. Сидишь с ней, выпиваешь, даже целуешься.

– Какая прекрасная у вас дружба, очень похожа на секс.

В этот момент Павел поскреб свою щетину.

* * *

– А вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной?

– Я что-то пропустила? Неужели между нами уже что-то было?

– Нет. Я серьезно.

– Друзья познаются онлайн. Что касается дружбы между мужчиной и женщиной – она существует… для тех, кто не уверен в любви, – глядела на него сквозь боковое стекло Фортуна. Он там отражался. Впрочем, о какой уверенности говорила она. Женщина никогда не может быть уверенной на все 100%. Иначе она просто-напросто не сможет быть женщиной.

– А для тех, кто уверен?

– Нет, у них другой функционал, так говорят, когда принимают на работу. Быть женщиной – это работа.

Женщины для Фортуны всегда делились на два типа: тех, что спят одни, и тех, что с мужьями. Других форм общения, будь то сожительство, дружба или романтическая связь, она не признавала. С первыми легче общаться по душам, они были откровенны и понятны в диалоге, со вторыми диалог не получался, что-то поверхностное, напускное, чужое, точнее сказать, это уже был не диалог, потому что чувствовалось присутствие мужа, который все время молча улыбался между строк, то ей, то своей жене. «Я не могу так общаться, когда мне улыбаются мужчины моих подруг».

– То есть?

– Как бы я ни была открыта, я не могу всем отвечать взаимностью, у меня ее ровно на одного человека, – прочла как мантру Фортуна. Она знала, что раз связавшись с кем-то, очень трудно разорвать нить между собой и им, можно, конечно, пойти на принцип и принять чрезвычайные меры, но от себя не уйдешь, а если даже уйдешь, то все равно рано или поздно вернешься. И если тебя спросят: «Где ты так долго была?» – ты ответишь как ни в чем не бывало: «Ходила за хлебом». То, что придумала, построила, все то, во что уверовала, – все ее, женщины. Мужчина глубоко в ней, и ей это нравится, будто она им беременна и вот-вот должна родить, своего мужчину, останется только любить его, холить, лелеять, чтобы однажды он стал настоящим.

«Но!» – есть большое, которое, словно извозчик, изводит, разгоняя пару-тройку маленьких «но», лошадок в виде непринятых звонков и других запахов чужих духов, которые несли меня в страну Сомнения. Начинаешь себя изводить, плюс в ответ тишина и загадочность. Так устаешь от этого, что в конечном итоге понимаешь, что потеря может быть избавлением, решением. Вот так и живешь в абсурдном состоянии: хочешь и не можешь, можешь и не хочешь. Рядом обычно одни умники: «Отпусти, отпусти». Да не держу я его, я сама держусь. Знаю, что наступит день, когда в секунду все разрешится: быт или не быт, только это вечная борьба ума и души, особенно если душа сильнее, тут еще тело начинает качать свои права. Мы думаем, что душа живет в теле, нет, это тело живет в душе. А нет души, так и тело встречается с кем попало и где попало.

* * *

– Ну, что ты из себя вечно строишь?

– Не знаю, скорее всего крепость, хотя в проекте был заложен дворец.

– Ава, у тебя очередная депрессия?

– Если бы. Внеочередная.

– Чем я могу помочь?

– Если бы я знала.

– Планшет, может ты знаешь. Как быть с человеком у которого депрессия? Чем ему помочь?

– Скажи, что ему нужна твоя помощь.

– Ава, мне нужна твоя помощь.

– Возьми.

– Если бы я знал, где она у тебя лежит?

– В сумочке.

– Неудобно рыться в чужих вещах.

– Маленькая бутылочка коньяка.

– Маленькая такая помощь. И что, действительно помогает?

– Конечно. Одно время я тупо общалась с холодильником, там было вино.

– Из-за мужа?

– Да, мне вдруг показалось, что он меня разлюбил.

– Это нормально.

– Что нормально? Что разлюбил?

– Что кажется. Обычная женская фобия.

– Если ты хочешь, чтобы мужчина был одержим тобой, тебя все время должно немного не хватать.