Gears of War #5. “Глыба”

Однако делать это Нэвилу вовсе не пришлось. Пока доктор наблюдал за тем, как люди в лабораторных халатах и весьма недурных домашних костюмах прогуливаются по дорожкам и тропинкам вокруг него, то исчезая из виду, то снова появляясь, его внимание привлекла фигура, которая двигалась куда медленнее остальных. Это был Адам Феникс. Сжимая в руках пару костылей с упором под локоть, он пытался спуститься вниз по каменным ступеням, украшенным рядами клумб с резными узорами на стенах, из которых росли цветущие кустарники. Нэвил точно не знал, заметил ли его профессор, пока тот не остановился, уставившись на него через весь сад. Доктор в ответ лишь поднял руку, но вовсе не в дружеском приветствии, а лишь дабы показать, что он тоже тут, и принялся ждать, когда Адам подойдёт к нему. Он твёрдо решил не вставать и не идти к профессору навстречу, несмотря на тяжёлое состояние Адама.

“А я ведь ещё переживал, как буду ему в глаза смотреть после того, как сдал его”.

Остановившись в нескольких метрах от Нэвила, Адам слегка склонил голову вбок. Возможно, он и сам не знал, с чего начать.

— «Ну что, Адам, кто первый на кого наорёт?» — заговорил Нэвил. — «Можете начать с того, что обзовёте меня мудаком за то, что я настучал на вас председателю. Или же я начну, рассказав вам о том, что до сих пор поверить не могу, что вы так обошлись с собственным народом, когда ваш сын сам в армии служит».

— «Я не могу винить тебя за разговор с Прескоттом», — Адаму после небольшой возни с костылями всё же удалось опуститься на скамью рядом с Нэвилом. — «По правде говоря, мне сильно полегчало на душе, когда всё это закончилось. Полагаю, что рассказал тебе, потому что у меня кишка тонка оказалась самому всё выложить начистоту председателю».

Нэвил так и не понял, какой смысл Адам вложил в эти слова. Может, он имел в виду, что считает доктора одним из тех, кто в любой ситуации сразу бежит жаловаться властям. Эту фразу можно было трактовать и как оскорбление, и как похвалу. Нэвил остановился на втором варианте.

— «Ну что ж… Как чувствуете себя?» — спросил он.

— «Всё болит. Сломанным рёбрам ещё не одну неделю срастаться придётся, но жить буду».

— «Значит, вы и сами не меньше моего были удивлены существованию этого места, да?»

Адам кивнул. Он выглядел совершенно измученным. Вся та скрытая в нём энергия, от которой он обычно будто бы светился, куда-то испарилась.

— «Это ещё мягко сказано», — ответил он.

— «Ну, у многих из нас жизнь полна сюрпризов».

— «Ладно, Нэвил, признаю: я солгал. Я ничего не предпринял, чтобы все узнали правду».

— «Дело ведь не только в этом, не так ли?»

— «Тебя удивит, если я скажу, что знание о Саранче и мне далось немалой ценой?»

— «Да не особо».

— «Я про свою жену Элейн. Ну, ты и так всё про неё знаешь. Я вот тоже думал, что всё знал, пока она однажды не пропала без вести», — Адам пригладил бороду кончиками пальцев, будто бы прихорашивался перед совещанием. — «Я был в отчаянии, понимая, что тут что-то не сходится. Пока полиция искала тело Элейн в реке, несмотря на мои слова о том, что моя жена не стала бы делать никаких глупостей, я на всякий случай решил осмотреть её кабинет, хотя обычно никогда туда не заходил, стараясь не лезть в её жизнь. Там я нашёл её дневник. Она отправилась в Логово в поисках образцов. Эти её чёртовы землеройки с дополнительной парой недоразвитых лап. А вместо них Элейн нашла там Саранчу, о чём так никогда мне и не рассказала. И вот как-то раз она отправилась к ним вниз, чтобы установить контакт, и больше не вернулась. Что было дальше, ты и сам знаешь».

Возможно, Адам просто хотел, чтобы ему отпустили все грехи. Нэвил не знал, как на это ответить, да и никаких вразумительных вопросов придумать не мог, поэтому просто позволил этому факту сокрушить его внутренний мир, словно от взрыва бомбы. Элейн Феникс держала в тайне существование иной формы жизни даже от собственного мужа. Неужели все в этом мире так и поступали, а сам Нэвил этого просто не замечал раньше? Сейчас уже непросто было понять, с чего именно всё началось.

— «Значит, она соврала вам, вы соврали мне и всем остальным, а Прескотт, приняв у вас эстафету обманов, тоже никому ничего не сказал», — попытавшись отделить обиду из-за личного предательства от общемирового, Нэвил понял, что сейчас он может рассуждать об этой ситуации лишь в рамках собственных отношений с профессором. Пара мужчин с портфелями в руках сбавили шаг, не сводя глаз с Адама, ведь он всё ещё был своего рода знаменитостью в научных кругах. — «Я тут что, один такой идиот, который решился рассказать правду?»

— «Нет», — покачал головой Адам. — «Помимо тебя есть ещё и Хоффман. Он маниакально честен и прямолинеен. С таким сложно иметь дело, но он бы всю эту ситуацию воспринял совершенно иначе. Именно поэтому ему тоже никто ничего не говорит. Видишь ли, в выигрыше тут лишь лжецы».