Читаем Геббельс: Нацистский мастер иллюзий (ЛП) полностью

Основой, на которую опирается пропаганда, является использование языка, как письменного, так и устного. Виктор Клемперер, переживший Холокост, который во время войны находился в Дрездене и вел дневник, ставший широко известным, разработал теорию, связанную с языком Третьего рейха, который он назвал «Lingua Tertii Imperii». Он утверждал, что самым эффективным инструментом нацизма были не речи или статьи Гитлера и Геббельса, которые часто были скучными и не вызывали доверия, а использование лидерами Рейха языка. Язык в нацистской Германии больше не был автономным и подчинялся правящей политической власти. Повторение определенных слов и выражений навязывалось немецкой общественности сверху. значение слова изменилось, и оно превратилось из самостоятельного в служащее нацистской системе. Так, например, слово фанатик, которое подразумевает экстремизм и в самых крайних примерах ассоциируется со слепотой (слепой фанатик), приобрело в рейхе положительное значение: Сам нацизм был основан на ценности фанатизма и готовил всех граждан быть фанатиками, пока он существовал. По мнению Клемперера, это звание — фанатик — было не чем иным, как раздуванием таких понятий, как храбрость, преданность и настойчивость.[150] После того как письмо, которое он отправил знакомому, вернулось с припиской, в которой говорилось, что адресат «уехал», он записал: «Примечание к «Языку Третьего рейха»: «ушла» означает, что ее заставили это сделать. Это невинное слово означает «принуждение», «депортация», «отправка на смерть»».[151]

Еще одной характерной чертой языка нацистского режима было преувеличение. Например: широкое использование таких терминов, как тотальный и исторический. Эрнст Гомбрих утверждает, что, хотя для нацистской пропаганды было характерно использование лжи, она чаще использовала преувеличение и параноидальные формулы для описания событий.[152]

Еще в XIX веке французский эрудит Гюстав ле Бон (1841–1931) утверждал, что сила слова настолько велика, что даже самые отвратительные фразы становятся приемлемыми для масс после вмешательства пропагандиста. Пропаганда способна изменять значение слов, не повреждая их. В своей очень влиятельной работе «Психология масс» (La Psychologie des Foules), опубликованной в 1895 году, ле Бон подчеркивал силу «психологической массы», а также то, что невероятным в ней является то, что «независимо от составляющих ее индивидов, независимо от того, схож их образ жизни или нет… они обладают коллективной душой как масса, которая заставляет их чувствовать, думать и действовать иначе, чем они могли бы чувствовать, думать и действовать, если бы стояли сами по себе».[153]

Подобным образом, философ «Франкфуртской школы» Теодор В. Адорно утверждал, что роль пропагандиста заключается в том, чтобы превратить людей в толпу, то есть «массы, стремящиеся совершать акты насилия без разумной политической цели и создавать атмосферу беспорядков».[154] По словам Элиаса Канетти, одной из отличительных характеристик толпы является ее потребность в руководстве и управлении, и она существует до тех пор, пока у нее есть цель, которую еще предстоит достичь.[155] Уильям Макдугалл также утверждает в своей книге The Group Mind, что толпа — это «крайность в действиях, проявление только грубых эмоций и менее утонченных чувств… не способная ни к каким, кроме самых простых и несовершенных форм рассуждения, легко раскачиваемая и ведомая, лишенная самосознания, самоуважения и чувства ответственности, склонная увлекаться сознанием собственной силы, так что она склонна производить все те проявления, которые мы привыкли ожидать от любой безответственной и абсолютной власти». Он добавил, что «в худших случаях она похожа скорее на дикого зверя, чем на человека».[156]

Чрезвычайно важной характеристикой идеологической, основанной на режиме тоталитарной страны является полный контроль правительства над жизнью своих граждан. Это включает в себя не только контроль над общением людей с внешним миром и всем, что они видят, слышат и читают, но и полное проникновение в их внутреннюю жизнь и контроль над их убеждениями и мыслями. В этом отношении цель пропаганды — внушить человеку определенные идеи, чтобы он считал их окончательной истиной и считал своим долгом создать среду, которая содержит и поддерживает эту истину.[157]


* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука