В полу между фигурами отъехала тяжёлая плита. Она так плотно прилегала к остальным, что совершенно ничем внешне от них не отличалась, и распознать скрытый колодец под ней не представлялось возможным. Ричард подошёл к самому краю и заглянул во тьму. Подобрал небольшой булыжник, отколовшийся от "королевы", впрочем, настолько утративший сходство с прежним своим видом, что было совершенно невозможно определить, чем он был раньше. Взвесив снаряд на ладони, Ричард отпустил его так, чтобы тот полетел вниз строго вертикально.
Звука столкновения с дном не было.
– Поскольку это явно не конец, а иного прохода я не вижу, то, кажется, нам нужно туда прыгнуть, – констатировал Ричард. – Это проверка на выносливость и владение алхимией. Стихия воздуха поможет.
– Да, – кивнул Старатос.
И, вызвав вихрь вокруг своего тела, шагнул в провал первым.
То ли полёт и впрямь был долгим, то ли казался таковым – Ишке показалось, будто они летели час. Мимо проносились полосы сплошь из драгоценных камней – зелёные, синие, белые, фиолетовые, красные, жёлтые. Порой возникали те же цвета, которые уже появлялись, из чего следовало, что архитектор вряд ли ставил себе целью ни разу не повториться. О том, что полосы имеют рукотворное происхождение, свидетельствовала их одинаковая ширина, ровные и правильные линии краёв и то, как изящно осуществлялись переходы от одного оттенка к другому. Но вот, наконец, внизу показалось что-то иное. Туннель завершился, и они, очутившись в просторнейшей пещере – нет, зале, его тоже очевидно создали искусственно, – приземлились точно по центру круглой площадки, источающей слабый белый свет. Это было опасно – если бы у алхимиков силы закончились раньше, чем группа спустилась, то они бы упали и разбились. Ни слева, ни справа от площадки, ни даже под ней ничего не было – она попросту парила. Присмотревшись, Старатос первым распознал бледный настолько, что в не слишком-то хорошем освещении залы становился почти незаметным, символ во всю платформу. Этот символ они все прекрасно знали, даже относительно далёкая от алхимических премудростей Ишка – точно такой же там, наверху, всегда позволял рельсам зависать над пропастями и пустотой, свободно и безопасно пропуская поезда, везущие сколь угодно тяжёлый груз.
На равном расстоянии от центра и друг от друга располагались три статуи монахов в длинных рясах и капюшонах. Каждый держал перед собой свечу, но эти свечи были только частью композиции – тоже выточенные из камня, а вместо пламени – рубины, которым придали определённую форму.
– Что такое вера? – одновременно спросили они.
Их голоса рокотали в сознании смертных, будто горный обвал. Даже просто терпеть это давалось тяжело, Ишке казалось, что её голова раскалывается, как гнилая тыква, по которой ударили ребром ладони.
Ишка замялась, Ричард тоже. Судя по внешности стражей – их проверяли на религиозное рвение, но ведь и подвох здесь тоже мог скрываться. Видимо, рассудив так же, Ганиш решила рассматривать ответ шире:
– Вера – это внутреннее убеждение, что следуешь правильным путём, не предаёшь себя и поступаешь по совести.
Едва лишь она договорила – как одна из статуй развалилась.
– Вера – это понимание, что внутри тебя и вообще каждого человека есть свет, как бы личность ни отказывалась от этого и ни скрывала его, и что будущее всегда имеет смысл, каким бы унылым и безнадёжным ни казалось сейчас, – продолжила Ишка.
– Вера – твой собственный внутренний судья, – тихо закончил Ричард.
Статуи грохнули об пол так же, как и все предыдущие. Прямо из ниоткуда за пределами круглой платформы одна за другой появились ступени огромной лестницы, каждая – со странным шелестящим звуком. На сей раз они вели не вниз, а вверх, впрочем, не очень высоко. Колоссальные ворота были видны даже оттуда, где стояла четвёрка испытуемых. Они источали такое сияние, как если бы вели прямиком в Рай. Но никто из тех, кто посетил сегодня это место, ни в какой Рай не хотел, их вполне устраивала банальная и грешная жизнь на земле.
Они шагали так осторожно, словно боялись, что вполне твёрдая и настоящая лестница внезапно пропадёт. Впрочем, осторожность им бы ничем не помогла – ухватиться было бы не за что, а допрыгнуть обратно до площадки они бы не смогли. Алхимический же обряд, позволяющий левитировать, как тот, благодаря которому они спустились, требовал некоторого времени и глубокого сосредоточения, его нельзя было осуществить, падая. Не просто так многие алхимики заранее припасали и компоненты, и руны, и энергию накапливали, чтобы можно было моментально использовать, но тащить на себе чрезмерный груз в бой было неразумно, а чрезмерное изобилие символов на теле и одежде приводило к тому, что они начинали путаться. Также неудобно было и то, что каждый алхимический знак, чем его ни рисуй, хоть клеймом на коже выжги, после одной, редко – двух активаций бесследно исчезал и больше не откликался на призыв.