Гелий-3

В кают-компании можно было делать вид, будто сидишь, тут имелся стол и скамейки, нужно было лишь сунуть ноги в вездесущие скобы и прижать пытающуюся улететь задницу к сиденью. Можно было также, подобно Птакеру, парить высоко над столом, или выдавливать кусочки еды из мешочка, как Ангол, и ловить их в воздухе ртом, словно рыба, или швыряться ими в Гельмута, как это делал Нырок, будто кормил тюленей. Состояние невесомости давало множество новых возможностей для экстравагантных поступков, которые в обычных условиях никому не пришли бы в голову. Любой соус имел консистенцию пудинга, любое блюдо состояло из мягких резиноподобных кусочков или кашицы, все приправы существовали только в жидком виде, и полностью исключались любые продукты, способные крошиться. Даже самая мелкая крошка могла куда-нибудь уплыть, а потом попасть в вентиляцию, систему подачи кислорода, внутрь какого-нибудь устройства и вызвать затор или замыкание либо угодить кому-нибудь в легкие и задушить насмерть.

Норберт снимал ивент, одновременно ковыряясь вилкой в закрепленных на магнитном подносе пластиковых коробочках и прихлебывая из мундштука фляги.

Профессионально.

Собрав вещи, они перенесли багаж на борт «Ороса». Естественно, в условиях невесомости это легче было сказать, чем сделать, — одна лишь ловля собственных вещей и попытки удержать их, прежде чем закрыть чемодан, могла свести с ума.

Корабль перевозил двадцать четыре контейнера, закрепленных вокруг длинного решетчатого киля, группами по шесть. Они имели продолговатую форму, каждый длиной в восемь метров и шестиугольного сечения, что никому не нравилось, поскольку сразу же возникала ассоциация с гробами. В отличие от всего прочего на орбите, здесь существовали верх и низ — условные, но четко обозначенные стрелками. Контейнеры имели собственные посадочные двигатели и садились плашмя, так что и места для команды были приспособлены для посадки на поверхность Луны.

Для них предназначались четыре модуля в первом кольце, сразу же за командным модулем — по одному с каждого борта и два верхних. Они соединялись с коридором вокруг киля, образуя общее пространство. В остальных находилось снабжение для базы.

Стартовое окно было рассчитано с точностью до секунды, так что, естественно, их усадили по местам на два часа раньше, велев таращиться в потолок и слушать бесконечные сообщения и утомительно долгий обратный отсчет, происходивший каждые десять минут.

Сиденья снова располагались в нишах вдоль бортов. Их можно было разложить и спать, в каждой нише имелся столик и экран, пакеты с едой, дозатор воды и напитков, но остальная часть контейнера была достаточно плотно забита какими-то емкостями и ящиками, закрепленными лентой. Все это напоминало путешествие в заполненном посылками почтовом вагоне. В каждом модуле имелся туалет с умывальником, но к нему приходилось протискиваться.

На этот раз Норберт не взял дополнительный пластырь, но уже особо не нервничал. Либо он начал привыкать, либо попросту ошибался, считая, что старт с орбиты сопряжен с меньшим риском, чем старт с Земли. С другой стороны — что тут могло случиться? Не считая самой станции, от которой им предстояло вскоре отчалить, вокруг царила абсолютная пустота, и столкнуться было не с чем. В итоге он испытывал не больше эмоций, чем перед любым другим стартом, даже с обычного аэродрома. Там тоже приходилось ждать до бесконечности, пока человек не начинал молиться, чтобы хоть что-то вообще произошло.

Он слегка оживился, когда им велели закрыть забрала шлемов.

Сам старт оказался исключительно маловпечатляющим. Раздался скрежет обшивки, когда раскрылись стыковочные захваты «Стар Резорт», зашипели маневровые двигатели по правому борту — вернее, звуки передавались лишь через обшивку, поскольку снаружи царила вечная мертвая тишина.

В ближайшем иллюминаторе Норберт какое-то время видел похожую на лафет древней пушки «Стар Резорт», которая величественно удалялась, становясь все меньше, пока не превратилась в небольшую серебристую искорку, ничем не отличавшуюся от остальных звезд. Вскоре созвездия начали перемещаться, и он понял, что «Орос» поворачивается вокруг оси.

— Первый запуск ускорителей через десять… девять…

Перегрузка вдавила Норберта в кресло, он почувствовал металлический запах кислорода. Двигатель было слышно — звук шел через служебный туннель на обшивке и через корпус корабля, но не мог сравниться с победоносным ревом ускорителей там, на Земле. Куда отчетливее слышались скрип и постукивание всей конструкции, которые беспокоили Норберта гораздо больше. Насколько он знал, здесь ничто не имело права скрипеть, трещать или звякать.

Он понимал, что они облетают Землю по все более высокой орбите, но ничего не видел. Звезды, мелкие и отчетливые, словно горсть серебристой пыли на бархате, либо двигались, либо нет. Через полчаса ускорители сработали во второй раз, и Норберта снова вдавило в разложенное кресло, а потом в третий.

Через несколько минут перегрузка исчезла, и тут же вернулась старая добрая невесомость.