Гелия

Откуда взялись силы: я плотнее натянула перчатки, и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, забралась почти на самую верхушку ели. Дальше лезть было опасно, верхушка могла обломиться. Я осмотрелась. Во все стороны, куда я могла дотянуться взглядом, тянулась тайга. И больше ничего. Я посмотрела вниз. Ни тропинки, ни прогалины между деревьями. Хотя… что это? Совсем рядом, как я раньше не заметила! Всего за несколькими деревьями на небольшой полянке что-то чернело. Точно. Там лежал человек! Ирман! Я быстро спустилась и, проваливаясь почти по пояс в снег, кинулась к нему. Добралась. Он лежал, уткнувшись лицом в снег. Меня вдруг охватил такой страх, что я не смела к нему прикоснуться. Но надо что-то делать!

– Он живой. Живой. Живой, – как мантру бормотала я.

Осторожно взяла его за плечо, перевернула на спину и зажмурилась, боясь заглянуть в лицо.

– Ну да, живой, – сказала Роб.

Я открыла глаза. Лицо Ирмана было обычным, казалось, он просто спит. Я затормошила его:

– Эй! Эй! Просыпайся уже!

Я тёрла ему лицо, уши, растирала кисти рук.

– Ну, очнись же, очнись!

Он не отвечал и не шевелился.

– Посмотри карманы, может карта есть или передатчик.

Я стукнула себя ладонью по лбу, конечно же! Быстро осмотрела его карманы и достала небольшую чёрную коробочку и … спички. «Спички-то ему зачем, – мелькнула мысль. – Хотя если разжечь костёр, то по дыму могут обнаружить. Ведь нас, наверное, уже ищут. Или нет. Но завтра точно будут искать. До завтра надо продержаться. Костер надо. Согреться и от волков, если что. А чёрная коробочка зачем?».

Маленькая пластмассовая коробочка, квадратная, сантиметров пять на пять. С одной стороны углубление, закрытое пластмассовой сеткой, с обратной – большая белая кнопка; а по бокам две маленькие кнопки: справа и слева. Я понажимала на маленькие кнопки, покричала в сетку, приложила коробочку к уху. Безрезультатно. Почему-то большую кнопку я опасалась нажимать, хотя она была не красного, а белого цвета. «Ладно, надо где-то искать ночлег, и Ирмана положить хотя бы на ветки. Замёрзнет же на снегу».

И я пошла искать хворост. Никогда бы не подумала, что собирать хворост такая тяжёлая работа. Может быть, потому что зима? Пока разгребёшь, едва торчащие из-под снега ветки, пока их дотащишь. Наконец натаскала довольно большую кучу. Я попыталась сложить и разжечь костёр, но так и не сумела. Ветки в лучшем случае едко дымили, но огня я так и не смогла добыть. Единственное, что я смогла, перетащить лапник под огромную ель и соорудить что-то типа шалаша, под живыми толстыми ветками. Я уселась на большой ворох, прижалась спиной к дереву, посадила перед собой Ирмана и прижала к себе, обхватив руками. Быстро темнело. Мороз становился сильнее, и я уже не чувствовала пальцы на ногах. «Что же я сижу! Ведь надо идти! Так мы замёрзнем! – подумала я. – Куда идти? А Ирман? Оставить здесь? По сугробам я его не дотащу. Нет. Надо ждать тут. Завтра нас обязательно найдут. Завтра. До завтра замёрзнем, если не я, так Ирман точно замёрзнет. Он совсем не двигается!». Я принялась варежкой растирать ему лицо, руки, шею. Попыталась найти пульс. Он бился очень редко. Нос у Ирмана обострился и побелел, несмотря на все мои старания его растереть. Я уткнулась лицом в его шею, стараясь согреть дыханием. Мысли мои разбегались. Мне вдруг стало тепло и хорошо. «Всё хорошо, – мелькнула ленивая мысль, – вот уже и согрелись. Поспим, а утром нас найдут».

Острая боль обожгла запястье, я вскрикнула и проснулась.

– Через полчаса вы замёрзните, – голос Роб был глухим и чужим.

Я хотела пошевелить ногами и не смогла, колкие крохотные зверьки носились по венам, вгрызаясь в меня. «Отлежала». Хотела чуть сдвинуть Ирмана, но сил не хватило. Я снова откинулась на ствол ели. «Ну и пусть. Всё равно. Сил нет. Надо ещё немного полежать. Ещё немножко отдохну».

Грудь сдавила тоска. Как мало я прожила, ничего толком и сделать не успела. Я не боялась смерти. Я верила в бессмертие души. Знала, что мы приходим в мир, чтобы чему-то научиться, пройти свой урок и получить необходимый опыт. Но умереть вот так глупо и случайно.

«Я не хочу!!! Я ещё ничего не видела в этой жизни, ничего не сделала. Почему я должна уйти? Как же так получилось?».

Мне вспомнился маленький человечек – кабинетный.

«А ведь он верно сказал, чтоб не ходила. Как знал. Конечно, знал. – я в бессилии я закрыла глаза. – Но что я могла сделать? Рассказывать он запретил. Отказаться? Я даже представить не могла, как можно отказаться от работы! Значит, такая моя судьба».

«Жар-мысль не забудь, коли дура такая», – вдруг вспомнила я слова Афанасия.