Гелимадоэ

На другой день разразилась сильная гроза. После нее воздух стал влажным, на западе то возникала, то гасла светлая дуга. Судя по мутным полосам на небе, где-то далеко еще лил дождь. Едва он прекратился, как я уже несся к Ганзелиновым. Дора ходила по саду, собирая яблоки. Наклонялась, выпрямлялась, опять нагибалась. «Боже, боже, — подумал я с горечью, — взрослые работают, не разгибая спины!» Мне стало больно за Дору. Ей бы сидеть в гондоле, на корме, опустив руку по локоть в черную воду, и улыбаться — ее белая шея открыта до самой ложбинки меж грудей, на ней длинное, красное бархатное платье. Или отдыхать на спине слона под балдахином, похожим на старинную башню, в сандалиях на босу ногу, с полумесяцами в ушах!

Дора выпрямилась и пристально посмотрела на меня.

— Барышня Дора, как вам спалось? — с неуверенной улыбкой спросил я.

Она через силу улыбнулась. Притянула меня к себе за лацкан пальто.

— А скажи-ка, маленькое трепло, — твой дядя женат?

— Он вдовец, — с недоумением ответил я ей. — У него есть одноглазая экономка, она воспитывает его дочь. Они живут в Вене. У дяди отпуск всего три недели в году. Его дочь по матери немка. Она в пятом классе гимназии. Хочет стать зубным врачом. А дядя снимает номер в гостинице, в Триесте.

Дора расхохоталась так, что яблоки посыпались у нее из передника.

— Зубным врачом! Чтобы крутить колесо и пломбировать зубы! Всю жизнь заглядывать людям в открытые рты, как я гляжу на больные ноги и золотушные шеи. Ну и глупа же твоя кузина! Почему она не живет с отцом в Триесте? Почему не ходит вместе с ним в море?

— Ходить с отцом в море ей вряд ли разрешат, — рассудительно возразил я. — Ведь дядя служит на военном судне, да и вообще, женщинам не позволяется жить среди моряков. Дядя говорит, что моряки — плохая компания. Когда заходят в порт, напиваются, устраивают драки из-за женщин и спускают все свои деньги в негритянских притонах. Кому же охота выходить замуж за моряка?

— А вот я хотела бы, веришь? — с вызовом заявила она.

Внутри нее уже вспыхнул прожектор. Щеки то разгорались румянцем, то бледнели.

— Мой муж обязательно взял бы меня на корабль, ну, скажем, переодетой в мужское платье. Я несла бы морскую службу, взбиралась бы на реи. Пила бы с ним вместе в портовых кабаках, а начни он заглядываться на негритянок, пригрозила бы ему ножом.

— Это невозможно, — твердо заявил я. — Жены моряков месяцами ждут своих мужей в городах, ведут домашнее хозяйство. Им приходится подолгу ждать, пока какое-нибудь почтовое судно доставит им весть — добрую или злую. — Я озабоченно нахмурил брови.

Она снова залилась ненатуральным смехом.

— Какой у тебя надутый вид! Ну и смешной ты! Неужели ты не понимаешь, что я просто подшучиваю над тобой? Не нужен мне никакой муж-путешественник. Я выйду за благоразумного, добропорядочного человека, и у меня будет вполне добропорядочная семья. Муж будет курить трубку и засовывать ее в комнатные цветы. В своем письменном столе он заведет ящичек, ключ от которого будет хранить у себя. Туда будут складываться сэкономленные деньги. Лишь раз в несколько лет я пущу в ход свои уловки и добьюсь, чтобы он купил мне новое платье. Увидеть, испытать что-то необычное — какой в этом прок? От увиденного еще никто не поумнел. Все вертится по кругу, у путешественника есть одноглазая экономка и дочь, которая хочет стать зубным врачом. Вот что единственно правильно. Дикую кровь надо смирять.

Она прижала к груди передник с яблоками, словно спящего ребенка, и быстро пошла к дому. Я удрученно поплелся за ней. В эту минуту мимо ворот неторопливым шагом прошествовал учитель Пирко. Он о любопытством скосил в сторону дома свои тусклые, лошадиные глаза. Дора, точно резиновый паяц, подскочила к нему и любезно раскланялась.

— Прошу вас, пан учитель, выбирайте, у меня их полный фартук. Тут, правда, одни только паданцы, но для вас и среди них отыщется подходящее яблочко. Это ведь от меня! — она кокетливо улыбнулась ему, обнажив свои негритянские зубы: того гляди укусит. Учитель с важным и невероятно озабоченным видом склонился над ее фартуком.

Разочарованный, я уныло брел вдоль приземистых домишек; вчерашний ливень оставил на их штукатурке сырые пятна. Печаль снедала мне душу, я не мог ничего понять. Вчера Дора была так мила! И отчего вдруг разозлилась? Рыжий, кудлатый пес, волочивший за собой оборванную цепь, выскочил, играя, на дорогу, царапнул меня за лодыжку. Наклонившись его погладить, я украдкой оглянулся. За мной с важностью вышагивал учитель Пирко; в руке он держал надкушенное яблоко и жевал его, странно кривя свои губы, похожие на ивовые листья. Яблоко, по-видимому, было изрядно кислым.

МЕЧТАНИЯ О ПРОСТОРЕ

А все-таки долгожданная дружба завязалась.