— Ну, не реви… — прослезилась я. — Моей мамы тоже давно нет рядом, я даже забыла, как она пахла… Она сильно болела и наверняка давно на Радуге… Машет мне оттуда хвостом и смотрит на меня… Тебя мучили Змеи Печали. Это значит, что твою маму они тоже кусали… Она скоро уйдет туда, откуда не возвращаются… Хотя ты же вернулась! Вот чудеса!
…Алисия оказалась весьма скромной, послушной и ласковой кошечкой. Она так тосковала по своей матери, что льнула ко мне со всей нерастраченной нежностью маленького ребенка. Я сама была еще не полностью взрослой в свои десять месяцев. Я пополнела и округлилась. Перестала быть голенастой и нескладной. Моя шерстка стала густой и невероятно мягкой. Но внутри стало расти какое-то беспокойство.
Лиса жалась ко мне, Фокс рядом с ней казался огромным, она не то что бы боялась его, но старалась избегать попадаться ему на пути. Ей казалось, что в своем гигантском прыжке он не заметит ее и раздавит. Я наблюдала за ними со стороны и заметила, что Лиса — полная уменьшенная копия Фокса. Они были так похожи, как если бы она была его родной дочерью.
— Кто знает, — думала я, — может ее матерью была одна из лесных кошек, находящихся в родстве с Фоксом. Ведь Фокс сам говорил, что неисповедимы деяния Кошек Радуги. И косы жизни бывают длинными и причудливо сплетенными. Кто знает с кем сведет тебя судьбинушка…
Фокс, в свою очередь, часто искоса посматривал на меня и бубнил.
— Надо же, така дурненька была, а смотри кака ладна самочка вышла! И гладкая, и где надо кругленькая, и мордой удалась на славу — половина огнем горит, половина, как ночь черна, подбородочек нежный, беленький. Только глаз ее выдает — горит упрямством, непокорностью. Грудка широкая! Походка уверенная, вразвалочку! Валькирия! Чистая валькирия… Вот не захочешь, а поверишь в переселение душ…
Я замечала его изучающие взгляды, но делала вид, что мне все равно. Фокс не зря в свое время был вождем стаи. Молодым, но мудрым, словно предки с лихвой одарили его при рождении способностью читать в душах. Он видел во мне то, что для меня самой пока было сокрыто завесой тайны и понимал мое нарастаюшее смятение чувств. Это читалось на его ухмыляющейся физиономии.
Лиса преклонялась перед мощью, силой и размерами Фокса. Она боялась к нему даже обратиться с вопросами. Просто тихонько подходила и садилась рядом в ожидании, что он заметит ее присутствие и первым обратится к ней.
Иногда она подползала к нему на брюхе и лизала кончик его хвоста. Фокс выходил из медитации и нахмурив брови смотрел на ту, которая посмела помешать ему думать. Тогда сомлевшая от страха Алиса падала на спинку и задирала все четыре лапки, показывая полное подчинение вождю, которым она несомненно считала Рыжего потомка Солнца.
Фокс не любил, когда ему мешали сосредоточиться, но этой маленькой, трепетной кошечке прощал даже случайное напрыгивание на него в игре, когда она, удирая от меня, скребя лапками воздух в полете, врезалась в его бок, не успев затормозить. Тогда Фокс поднимал тяжелую лапу и давал ей легкого шлепка, обнаруживая тем самым свое недовольство и призывая к порядку раздухарившихся девчонок.
— О чем ты все время думаешь? — спрашивала я Рыжего. — Поиграл бы с нами, побегал, а то как старикан какой-то сидишь и сидишь! От думалок твоих скоро голова у тебя треснет! Может ты хочешь передумать все мысли на свете? Ну это же смешно! Потому что мои мысли ты никогда не узнаешь, если я тебе их не скажу! Даже Алискины не узнаешь, хотя у такой крохи какие мысли? Так, мыслишки маленькие и все!
— Я раз за разом обращаюсь к глубинной памяти веков, — сдвинув глаза к носу отвечал Фокс, — пытаюсь связать появление Алисы в нашем доме с древними легендами и пророчествами. Думаю, что она тоже непростая кошечка и у ее духа есть прошлое… Слушай же, что я смог прочесть в наших книгах памяти…
…Три Кошки Радуги, плетущие косы жизней из хвостиков облачных мышей, у людей называются Норнами и носят имена: Урд, Верданди и Скульд. В глазах людей они выглядят, как люди — три женщины разного возраста. Людям было бы трудно воспринимать их в образах кошек, а богиням все равно кем прикидываться.
Скульд, младшая из норн, всегда уверена в правильности своих действий и любит пощелкать ножницами рядом с искусным плетением старшей сестры Урд. Зачастую ее неаккуратность приводит к беде — размахивая ножницами направо и налево, она случайно задевает косы жизни многих живых. Некоторые оказываются надрезанными, что приводит к их быстрому расплетанию, а значит и к скорой смерти от несчастного случая.
Скульд так нравилось забирать жизни, что она упросила Одина разрешить ей присутствовать на полях брани в виде валькирии, чтобы перерезать косы жизни воинов и решать исход битв.
За что ей была оказана такая честь никто не знает. Ходят легенды, что все три сестры — инеистые великанши и, соответственно, гораздо древнее Одина Одноглазого. Поэтому он и не может ничего им запретить, особенно того, что дозволено всем валькириям.