Ген. Очень личная история

Проблема расовой дискриминации, однако, состоит не в том, что расу человека определяют исходя из его генетических характеристик. Она заключается как раз в обратном: в том, что характеристики человека выводят из его расы. Вопрос не в возможности узнать что-то о предках или исторической родине индивида, изучив цвет его кожи, структуру волос или язык, – это лишь вопрос биологической систематики: родственных связей, таксономии, расовой географии, биологического различения. Конечно, такая возможность есть, и геномика значительно упростила получение результата. Можно просканировать любой индивидуальный геном и сделать довольно глубокие выводы о происхождении его обладателя. Куда более спорный обратный вопрос: зная расовую принадлежность – допустим, принадлежность к африканцам или азиатам, – можно ли вычислить индивидуальные характеристики: не только цвет кожи или волос, а более сложные черты вроде интеллекта, привычек, характера или способностей? Гены определенно могут поведать нам о расе, но может ли раса рассказать нам о генах?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо оценить, как генетические вариации распределены по расам. Различий больше внутри расы или между расами? Позволяет ли знание о чьем-то, скажем, африканском, а не европейском происхождении делать сколько-нибудь надежные выводы о генетических особенностях человека, его характере, физических и интеллектуальных свойствах? Или же в пределах категорий «европеец» и «африканец» вариабельность так высока, что внутрирасовое разнообразие преобладает над межрасовым, делая сами эти категории спорными?

Сегодня мы знаем точные, выраженные в числах ответы на эти вопросы. Целый ряд исследований был посвящен измерению уровня генетического разнообразия в геноме человека. По последним оценкам, самая значительная доля[928] генетических различий (85–90 %) наблюдается внутри так называемых рас (например, азиатов или африканцев), и лишь малая доля (7 %) – между расами (интересно, что генетик Ричард Левонтин примерно так и оценил это распределение еще в 1972 году). Некоторые гены действительно резко различаются у представителей разных рас или этносов: серповидноклеточная анемия – афро-карибское и индийское заболевание, а болезнь Тея – Сакса гораздо чаще поражает евреев-ашкеназов. Но что касается большей части генома, генетическое разнообразие внутри любой расовой группы превосходит различия между группами, притом весьма значительно. Такая степень внутрирасовой вариабельности делает термин «раса» дурным суррогатом в отношении почти всех характеристик: африканец из Нигерии генетически настолько отличается от африканца из Намибии, что довольно бессмысленно относить их к одной и той же категории.

Для рас и генетики, таким образом, геном – это улица с односторонним движением. Изучив геномы, можно предсказать происхождение А или В. Но зная происхождение А и В, мало что можно сказать об их геномах. Или так: каждый геном несет отпечаток личной родословной – но личная расовая родословная почти ничего не говорит нам о конкретном геноме. Можно секвенировать ДНК афроамериканца и установить, что его предки прибыли из Сьерра-Леоне или Нигерии. Но если вы встретите мужчину, чьи прапрадеды жили в Нигерии или Сьерра-Леоне, то почти ничего не сможете утверждать о его личных качествах. Генетики возвращаются домой усталые, но довольные; расисты уходят с пустыми руками.

Как писали Маркус Фельдман и Ричард Левонтин[929], «никакого общебиологического интереса вопросы расового распределения больше не представляют. Для человеческого вида такое распределение индивидов не несет сколь-нибудь значимой информации о генетических различиях». В опубликованном в 1994 году монументальном исследовании[930] генетики человека, миграции и рас стэнфордский ученый Луиджи Кавалли-Сфорца назвал проблему расовой классификации «пустым занятием», движимым культурными условностями, а не генетическим разделением. «Уровень, на котором мы должны остановиться в своей классификации, абсолютно произволен <…> Мы можем идентифицировать „кластеры“ популяций, <…> но каждый уровень кластеризации предполагает другое разграничение, <…> и нет биологических причин отдавать предпочтение какому-то из них, – пояснял Кавалли-Сфорца. – Эволюционное объяснение здесь очень простое. Генетическое разнообразие в популяциях велико, даже в самых небольших. Эти индивидуальные различия копились очень долго: большинство [генетических вариаций] существовало еще до расселения по континентам, а возможно, и до происхождения вида менее полумиллиона лет назад. <…> Следовательно, прошло слишком мало времени, чтобы накопились существенные расхождения между группами».