Ген. Очень личная история

Когда ей следует сообщить о диагнозе дочерям? «Некоторые из этих женщин [с мутацией в BRCA1][1117] ненавидят своих матерей», по словам писательницы, тоже получившей положительный результат. (Ненависть к матерям уже сама по себе высвечивает хроническое непонимание генетики и изнуряющий эффект этого непонимания на человеческую психику; мутантный BRCA1 можно с равной вероятностью унаследовать как от матери, так и от отца.) Должна ли Стерлинг известить своих сестер? Своих теток? Троюродных сестер?

Неопределенность исхода усугублялась неопределенностью выбора тактики поведения. Стерлинг могла решить не делать ничего – просто наблюдать и ждать. Она могла решиться на двустороннюю мастэктомию и (или) удаление яичников, чтобы радикально снизить риск опухолеобразования в этих органах – «отрезать грудь назло генам», как определила это одна женщина с мутацией в BRCA1. Стерлинг также могла сделать ставку на усиленные проверки – регулярные маммографии, самообследования и МРТ – с целью поймать рак на ранней стадии. Или же она могла начать прием гормональных препаратов вроде тамоксифена, которые снижали бы риск образования некоторых, хотя и не всех, видов рака.

Причина такого разнообразия исходов отчасти кроется в самой биологии BRCA1. Этот ген кодирует белок, играющий ключевую роль в репарации поврежденной ДНК. Для клетки разрыв цепочек ДНК означает начало катастрофы. Поломка влечет за собой утрату информации, а это – кризис. Вскоре после повреждения ДНК к ее оборванным концам привлекается белок BRCA₁, который должен начать ремонт. У пациентов с нормальным геном белок запускает цепную реакцию, в ходе которой десятки других белков собираются в месте повреждения ДНК и оперативно устраняют брешь. У пациентов с мутацией в гене аномальный белок BRCA₁ не вовлекается в процесс должным образом и разрывы цепей не устраняются. Мутация, таким образом, допускает появление новых мутаций – как пламя подпитывает пламя, – пока механизмы контроля клеточного роста и метаболизма не ломаются окончательно, что в итоге и приводит к раку груди. Злокачественные опухоли даже у пациенток с мутантным BRCA1 появляются от суммы разнообразных воздействий. Безусловно, играет роль среда: добавьте рентгеновское излучение или химический агент, повреждающий ДНК, и частота мутаций возрастет. Не менее важен и случай, так как накапливаемые мутации случайны. Другие гены усиливают или смягчают эффекты BRCA1: это могут быть гены, задействованные в починке ДНК или в привлечении белка BRCA₁ к разрывам цепей.

Мутации в BRCA1, таким образом, определяют будущее, но не в том смысле, в котором определяют будущее мутации в гене муковисцидоза или болезни Хантингтона. Именно знание о мутантном BRCA1 кардинально меняет будущее женщины – хотя само это будущее остается совершенно неопределенным. Для части женщин генетический диагноз становится всепоглощающим: будто вся их жизнь и энергия уходят на ожидание рака и воображаемую борьбу – с заболеванием, которого у них еще нет. Тревожное новое слово с отчетливым оруэлловским оттенком было придумано для обозначения этих людей: предживущие – пред-выживающие.

Вторая история касается генетической диагностики шизофрении и биполярного расстройства – и здесь наша история замыкается в круг. В 1908 году швейцарско-немецкий психиатр Ойген Блойлер[1118] ввел понятие «шизофрения» для обозначения уникального психического заболевания, которое характеризуется ужасающей формой когнитивного распада – настоящим коллапсом мышления. Шизофренией, которая прежде носила название «деменция прекокс» (раннее слабоумие), часто страдали молодые люди. Упадок их когнитивных способностей был постепенным, но необратимым. Они слышали в своей голове голоса, заставляющие их совершать странные, неуместные поступки (вспомните внутренний голос Мони, который настойчиво нашептывал: «Пописай здесь, пописай здесь…»). Иллюзорные видения появлялись и исчезали. Способность упорядочивать информацию и действовать целенаправленно пропадала, зато – будто бы из преисподней разума – возникали новые слова, страхи и тревоги. В конечном итоге все организованное мышление рассыпалось, запирая шизофреника в лабиринте ментальных обломков. Блойлер считал главной особенностью заболевания раскалывание или, скорее, расщепление когнитивного аппарата мозга. Этот феномен и дал жизнь слову «шизо-френия» – «расщепление рассудка».